Читаем Колокола истории полностью

Но смена детектива криминально-полицейским романом, конечно же, далеко не самая яркая манифестация «нового прекрасного функционального мира». Значительно более яркий симптом — рождение теории относительности. С ее появлением совпала разработка учения о партии нового типа, для которой все относительно, кроме власти. Согласно этому учению, власть есть функция настолько более важная, чем все субстанции, что вполне оправданно говорить о Власти как об Абсолюте, как о Великой Абстракции. И, разумеется, большевики были «великими абстракционистами» власти. В этом смысле учение о партии нового типа[2] одновременно и властная теория относительности, и абстрактное искусство власти. Торжество функции — вот общий знаменатель для Относительности и Абстракции.

Если Ульянов-Ленин разработал и воплотил в жизнь концепцию организации, обособленной от любого содержательного типа деятельности, а потому способной овладеть любой формой, то его товарищ по партии — А.Богданов стал основоположником теории такого рода. Именно он заложил основы «всеобщей организационной науки», названной им «тектологией», предвосхитив тем самым Л. фон Берталанфи с его теорией систем и Н.Винера с его кибернетикой. Кстати, все эти дисциплины — символ Века Функционализма, эпохи автономии и отрыва функции от субстанции. В искусстве указанным примерам соответствует абстракционизм. В этом смысле очень символично, что у Врат Века Великой Функции стоят трое русских — Ленин, Богданов и Кандинский. Их имена будут написаны на обломках самовластья функции и ее мира. И это неудивительно: ведь именно Россия, русско-советский коммунизм с максимальной силой воплотили торжество функции капитала над субстанцией — и капиталистической, и вообще любой.

«Западная команда» — Эйнштейн, Кафка, Чаплин — зафиксировала торжество этой функции, так сказать, в ограниченном масштабе, в рамках капитализма, не покидая его пределы. Точнее, это трио отразило тот факт, что Западная Система, Европейская цивилизация не допустили отрыва функции капитала от субстанции, ее освобождения и выхода за рамки капиталистического общества как западного. Они суть символ одновременно и мощи функции капитала, и силы Европейской цивилизации — и вообще, и по отношению к этой функции в частности. На Западе, в ядре Капиталистической Системы, субстанция капитала оказалась сильнее не только как таковая, но и как субстанция европейской цивилизации, как элемент последней. Субстанция вырастает из прошлого, из времени, функция пребывает прежде всего в настоящем, оно — ее поле: функция действует в большей степени в пространстве, чем во времени. Ей нужно пространство. Поле. (Кстати, Пушкин любил называть полем историю России.)

Европейско-капиталистическая субстанция с ее «буйством вещности» (т. е. накопленного труда, накопленного времени, накопленной собственности) особенно поражала русский глаз и русский ум. Дорогого стоит свидетельство М.Н.Тихомирова — бывшего народовольца, а затем — монархиста. Он попал в Западную Европу (Франция, Швейцария) в 1880-е годы. Вот его впечатления: «Перед нами открылось свободное пространство у подножия Салев, и мы узнали, что здесь проходит уже граница Франции. Это огромное количество труда меня поразило. Смотришь деревенские дома. Каменные, многосотлетнис. Смотришь поля. Каждый клочок огорожен толстейшей, высокой стеной, склоны гор обделаны террасами, и вся страна разбита на клочки, обгорожена камнем. Я сначала не понимал загадки, которую мне все это ставило, пока, наконец, для меня не стало уясняться, что это собственность, это капитал, миллиарды миллиардов, в сравнении с которыми ничтожество наличный труд поколения. Что такое у нас, в России, прошлый труд? Дичь, гладь, ничего нет, никто не живет в доме деда, потому что он при самом деде два—три раза сгорел. Что осталось от деда? Платье? Корова? Да ведь и платье истрепалось давно, и корова издохла. А здесь это прошлое охватывает всего человека. Куда ни повернись, везде прошлое, наследственное… И невольно назревала мысль: какая же революция сокрушит это каменное прошлое, всюду вросшее, в котором все живут как моллюски в коралловом рифе» (13, с. 148–149).

Тихомиров точно и тонко уловил суть: наличие субстанции, накопленной европейской цивилизацией и капиталом, как преграда на пути революции, как тот груз, который поднять и от которого оторваться функция капитала не может.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 знаменитых памятников архитектуры
100 знаменитых памятников архитектуры

У каждого выдающегося памятника архитектуры своя судьба, неотделимая от судеб всего человечества.Речь идет не столько о стилях и течениях, сколько об эпохах, диктовавших тот или иной способ мышления. Египетские пирамиды, древнегреческие святилища, византийские храмы, рыцарские замки, соборы Новгорода, Киева, Москвы, Милана, Флоренции, дворцы Пекина, Версаля, Гранады, Парижа… Все это – наследие разума и таланта целых поколений зодчих, стремившихся выразить в камне наивысшую красоту.В этом смысле архитектура является отражением творчества целых народов и той степени их развития, которое именуется цивилизацией. Начиная с древнейших времен люди стремились создать на обитаемой ими территории такие сооружения, которые отвечали бы своему высшему назначению, будь то крепость, замок или храм.В эту книгу вошли рассказы о ста знаменитых памятниках архитектуры – от глубокой древности до наших дней. Разумеется, таких памятников намного больше, и все же, надо полагать, в этом издании описываются наиболее значительные из них.

Елена Константиновна Васильева , Юрий Сергеевич Пернатьев

История / Образование и наука
1937. Как врут о «сталинских репрессиях». Всё было не так!
1937. Как врут о «сталинских репрессиях». Всё было не так!

40 миллионов погибших. Нет, 80! Нет, 100! Нет, 150 миллионов! Следуя завету Гитлера: «чем чудовищнее соврешь, тем скорее тебе поверят», «либералы» завышают реальные цифры сталинских репрессий даже не в десятки, а в сотни раз. Опровергая эту ложь, книга ведущего историка-сталиниста доказывает: ВСЕ БЫЛО НЕ ТАК! На самом деле к «высшей мере социальной защиты» при Сталине были приговорены 815 тысяч человек, а репрессированы по политическим статьям – не более 3 миллионов.Да и так ли уж невинны эти «жертвы 1937 года»? Можно ли считать «невинно осужденными» террористов и заговорщиков, готовивших насильственное свержение существующего строя (что вполне подпадает под нынешнюю статью об «экстремизме»)? Разве невинны были украинские и прибалтийские нацисты, кавказские разбойники и предатели Родины? А палачи Ягоды и Ежова, кровавая «ленинская гвардия» и «выродки Арбата», развалившие страну после смерти Сталина, – разве они не заслуживали «высшей меры»? Разоблачая самые лживые и клеветнические мифы, отвечая на главный вопрос советской истории: за что сажали и расстреливали при Сталине? – эта книга неопровержимо доказывает: ЗАДЕЛО!

Игорь Васильевич Пыхалов

История / Образование и наука