Колокола истории

При попытке взглянуть (с натяжкой) на ситуацию с точки зрения собственности получается такая картина: люди превращаются в призрачных собственников, а имущество — в собственность, тоже призрачную. Собственность как бы складывается в таковую из многих точек (пуантилистскому миру — пуантилистскую собственность) и как таковую ее в этом качестве можно увидеть только издалека и лишь при большом желании. И вряд ли стоит удивляться, как это делают многие западные наблюдатели: как же так, в России произошла радикальнейшая приватизация, а рынка и результатов экономической реформы не видно? Да, страшно далеки эти наблюдатели от народа — русского — и от России. Как это Ленин называл симпатизирующих русскому коммунизму на Западе политиков, профсоюзных деятелей и интеллигентов, которые сами коммунистами не являлись? Вспомнил: «полезные идиоты». Справедливости ради надо отметить: свои тоже есть. Но это — к слову.

Не становясь капиталом, высвободившееся в ходе разложения коммунизма имущество начинает выполнять принципиально иную функцию, чем капитал или собственность на экономические факторы производства. Будучи объектом борьбы легальных и полулегальных, теневых и «светлых» структур, которые, как бабочки в известной рекламе, «из тени в свет перелетают» и наоборот, оно становится фокусом и предметом их взаимодействия, фактором их интеграции, объединения — объединения продуктов распада коммунистического порядка, но иным, чем при коммунизме (да и при капитализме тоже) способом, асоциальным, и не в «правовом государстве», а в «зоне неправа».

Имущество, «абстрактная» или «призрачная» собственность соединяют, объединяют легальные и нелегальные формы, становясь фокусом их единства, обеспечивая их целостность. Вещественная субстанция становится объектом, по поводу которого кусочки разбитого строя складываются в некий новый социальный орнамент. В нем каждый из «призраков» самим фактом своего существования и образом действия блокирует возможности других «призраков» стать собственниками, т. е. способствует их воспроизводству как призраков. Ранее единое гомогенное присвоение здесь как бы раздобрилось на кусочки и застыло в раздробленном состоянии. Единая операция разделена между несколькими агентами. Мануфактура! Мануфактурный асоциализм. Я не ерничаю. Тот строй, та новая структура Русской Системы (или система — наследник последней), которая возникает, должна будет пройти несколько стадий. Более того, даже генезис ее состоит из нескольких фаз, и пройдет еще немало времени, прежде чем будет изобретен новый способ присвоения имущества, контроля над ним со стороны Власти. Едва ли это возможно без ренационализации власти-насилия, хотя у истории часто заготовлены сюрпризы.

В истории не бывает повторений: террор 20–30-х годов был властным, нынешний — в большей степени криминально-экономический, хотя, посмотрим, какой будет новая Дума[15] — при определенном раскладе у террора может возникнуть и «политический» аспект. Чтобы быть средством снятия общественных противоречий, служить интересам ныне господствующих групп и, следовательно, выполнять функцию социального интегратора, имущество должно как можно дольше оставаться не-собственностью, негативной, «неопределенной» собственностью, собственностью «с неопределенным артиклем». Или, скажем так: собственностью вообще, абстрактной собственностью, собственностью в потенции. Завершение интеграции скорее всего «съест» имущество и создаст новую форму не столько собственности, сколько власти, социальный мир «темного солнца» и «багровых туч». Не окажется ли тогда: то, что называли капиталом, было лишь продуктом разложения «некапитализма» старого и средством перехода к «некапитализму» новому, например, от одной формы организации Русской Системы — к другой. Не то чтобы антикапиталистической, но — внекапиталистической. А историки-альтернативисты будущего станут говорить о еще одной упущенной возможности перехода к капитализму. Которой как практической (теоретически возможно все) на самом деле для Русской Системы не существовало ни в конце XV, ни в конце XIX, ни в конце XX в.

Похоже, что Россия в очередной раз делает неожиданный вираж, вступает на непроторенную тропу очередного социального эксперимента. Похоже, ее новая организация будет располагаться не в ряду «феодализм, капитализм…», а «самодержавие, коммунизм…». Короче, ныне уравнение Русской Истории — X, Y,? И то, что возникнет на месте вопросительного знака — Z или Й, чем обернется Русская История — математической формулой или любимым русским заборным словом, во многом зависит от того, правильно ли мы понимаем X и особенно Y, т. е. коммунизм.