Колокола истории

На этот наивный вопрос можно и ответить наивно: а почему должно быть иначе? Только потому, что «в Европах» по-другому? Так и в «африках» — по-другому, чего ж не как в Африке? Контраргументы очевидны: мы христиане, европейцы, белые люди, наконец. Ну и что? Эфиопы тоже христиане, лопари — тоже европейцы, а албанцы — белые люди. Что из того?

Но есть и два серьезных ответа, противоречащих один другому и тем самым фиксирующих реальное противоречие — противоречие самой реальности.

Ответ первый — утвердительный. Его мог бы дать А.А.Зиновьев: эволюция крупных систем необратима. Иными словами: не видать вам, «ребята-демократы», капитализма как своих ушей.

Ответ второй — отрицательный: история — не закрытая система и не фатальный процесс. Тот факт, что нечто не возникало в течение столетий, не означает: так фатально и автоматически будет всегда. История — процесс вероятностный, в ней возможны мутации социальных форм. Так что «вся жизнь впереди, надейся и жди»: приплывет золотая рыбка Истории и исполнит три твои желания. Или пошлет на три буквы.

Оба ответа по сути верны. Но между ними лежит не истина, а проблема: что же реально меняется в ходе истории? И меняется ли? Может ли измениться? Путь к ответу — тезис о вероятностном характере истории. Это значит, что есть явления более вероятные, менее вероятные, минимально вероятные и совсем невероятные.

Вероятность возникновения и, главное, сохранения того или иного явления, а следовательно, изменения в соответствии с этим системы, в которой происходит этот процесс, как правило, определяется степенью эффективности данного явления для данной системы: насколько эффективно оно решает проблемы системы, соответствует ли основным принципам ее конструкции и логике развития, больше создает или больше разрешает проблем в среднесрочной и долгосрочной перспективе и т. д.

Экономические и политические формы капитала-субстанции в российской реальности, в Русской Системе постоянно оказывались неэффективными. И это в эпоху восхождения и расцвета капитализма в мире, в ядре мировой системы. Ныне же ожидать эффективности капиталистических форм, особенно вне капиталистического ядра, вряд ли приходится. Напротив, капитал сам постоянно примеривает некапиталистические одежды. Неужели России так и суждено, по словам Н.Михайловского, донашивать за Европой старые шляпки, как служанке за госпожой? Правда, и в собственных, исконно-посконных шляпках и одеждах не очень-то получается. Но опять же по сравнению с чем и кем? Когда? При каком выборе?

Подобные вопросы можно множить. Суть, однако, неизменно в том, что в России субстанционально-капиталистические формы намного больше порождали острых, эволюционно неразрешимых проблем, чем решали или даже предлагали решить. Да, эти формы возникали в Русской Системе, но иначе, чем на Западе, и выполняли для Системы в целом иную функцию, чем там. Так дело обстоит и сейчас. Достаточно посмотреть на русский бизнес и хотя бы на нынешнюю (конца 1995 г.) предвыборную кампанию с ее «партиями», «движениями» и «блоками» («Эк их, дряней, привалило», как сказал бы Иван из «Конька-Горбунка»).

Формы, о которых идет речь, играли в нашей истории исключительно важную роль, с одной стороны, в качестве разрушителей отжившего, а с другой (хотя, как я уже отметил, эта функция была менее значительной) — созидателя вещественной субстанции, такой, в таком количестве и в таком темпе, в каких Русская Система ее создать не может, ибо она — по другой части: «ГПУ справку не давало, срок давало».

Здесь возможен еще один хитро-наивный вопрос: если согласиться с тем, что в России слабы реальные перспективы капитализма и политических форм, его ядра (именно они всегда подразумеваются, а не политические формы полупериферии и периферии капитализма — мечтают ведь о том, чтобы было как в Англии и Франции, а не как на Гаити и в Колумбии, в Заире и Либерии, в Таиланде и на Филиппинах), если, более того, в среднесрочной перспективе по логике отторжения ее системой «капитализация» ведет к социальному распаду и серьезнейшим потрясениям, что же, значит, нынешние коммунисты правы и следует выбрать коммунизм, а не капитализм?