Однако, пассажиры, контролирующие фарт сегодня, то ли отвлеклись на что-то более значимое, то ли вообще находились в благодушном расположении, поленившись закрепить и без того тошную ситуацию с сегодняшними делами Срамнова, подкинув очередную, годную, порцию геморроев — до площади Гагарина они добрались без нехороших приключений. Фёдор, закатив глаза, трижды перекрестился, поминая всех Святых, кого ещё помнил. На Гагарина — полукруглой площади, знаменующей собою уже настоящую Тверь, а не полу-деревню полу-промзону, тянущуюся параллельно Волге, эйфории их прибытие не вызвало. Те же брошенные, разбитые машины, ветер гоняет мусор, пыль… Те же разбитые окна, в некоторых вывешены простыни, типа: «Спасите! В подъезде мертвецы!» или «Здесь живые! Помогите!». Да кому было дело до вас, нивные?! Те, кто не был сам в подобном положении, либо свинтили из города, при первом запахе неприятностей — это те, кто в сознании, у кого в голове ещё что-то теплилось; либо, хлобыстнув с братанами по стаканчику, быстро самоорганизовались и пошли шерстить захлёбывающийся своей кровью и дерьмом город, припоминая с прищуром все беды и лишения, которые претерпели за свою жизнь. Волчары, мля — а ведь и таких хватает. Войны и беспорядки мигом выносят таких тварей на поверхность — грабить, насиловать, убивать. Им и чёрт не брат, не то что какие-то ходячие покойники. Да чего далеко ходить — когда Фёдор с Иваном прорвались сквозь агонизирующий город на следующий день, чая добраться до своей деревни, уже тогда тверские пацаны шуровали, увязались за ними на «паджерике», да схавали свинчатки чуток — надо будет глянуть, наверняка так и торчит в столбе «паджерик» этот.
— Теперь направо давай, на мост. — подсказал Срамнов Илье, и парень, осадив тягач, повернул куда указал Фёдор. Обоим было невдомёк, что именно с этого перекрёстка, двумя месяцами ранее, и начался путь в Село Саньки Щемилы — Папы, нового Федькиного подельника, приведённого к ним Гришей Алпатовым — Царство ему Небесное. Справа высился четырёхметровый забор СИЗО, бывшего узилищем Папы, а сразу за ним и Восточный мост — широкий, самый новый из тверских мостов. Минуя забор изолятора, Фёдор заметил надпись на нём: «Покайтесь, ибо приблизилось Царствие Божье». Именно так — не Божие, а Божье. «Ну чё, Капитан Очевидность: так оно и есть, вроде бы» — ухмыльнувшись, подумал про себя Фёдор.
Мост был пуст — в этом не было ничего загадочного и странного. Гремя баллонами по стыкам, фура вползла на его вершину, и Илья вскрикнул, показывая пальцем в свою, левую сторону:
— Дядь Фёдор — гляди! Ух ты!
Фёдор, отвлекаясь от своих мыслей, возвращавших его на треклятую продуктовую базу, резко обернулся, и округлив глаза, прошептал:
— Мать моя бабушка! Как же они добились такого эффекта, долбоёбы?!
Зрелище открывалось годное — жаль, нет фотоаппарата. Между Восточным мостом и Речным вокзалом в фарватере Волге торчала туша полузатопленного белого трёхпалубного теплохода — красавца, развёрнутого течением в их сторону самой интимной частью несчастного корабля — ржавым днищем. В обычной-то жизни такое не увидишь — так и манит туда…
— А он-то им чем не угодил, блядям?! — ужаснулся Срамнов. — Такого красавца приговорили… Тьфу ты! Давай, Илья, не задерживаемся тут: мы на этом мосту, как на ладони, а оно нам не надо совсем.
Илья, вращая головой от увиденного, поддал газу. Проскочили Маяковского — начались деревянные кварталы. Вот тут уже ухо востро надо держать — быстрее, выскочить из Твери, а там уж… Ага, вот и пацанский «паджерка», тут как тут, торчит в столбе, как поставили.
— Ну-ка, Илюх, осади-ка. — попросил Срамнов своего водителя. — И это, привстань.