Читаем Колокола (пер.Врангель) полностью

— Она слишкомъ красива, любезный, — повторилъ ольдерманъ. — Все говоритъ за то, что она пойдетъ по дурному пути. Для меня это вполнѣ ясно. Обратите же вниманіе на то, что я вамъ говорю. Слѣдите за нею!

Проговоривъ эти слова, онъ торопливо зашагалъ за своими двумя пріятелями.

— Всюду зло! всюду зло! — шепталъ Тоби, скрестивъ руки. Намъ, уже рожденнымъ порочными, нѣтъ мѣста на землѣ!

Не успѣлъ онъ произнести эти слова, какъ надъ нимъ раздался перезвонъ курантовъ — полно, мощно, звучно, — но не слышалось въ нихъ Тоби обычныхъ звуковъ ободренія, ни единаго!

— Это не прежніе колокола! — воскликнулъ старикъ, внимательно къ нимъ прислушиваясь. — Я не слышу ни одного моего любимаго звука! Да, почему бы это могло быть? Мнѣ также мало дѣла до грядущаго Новаго Года, какъ и до уходящаго. Мнѣ бы хотѣлось лишь умереть!

Колокола продолжали наполнять воздухъ своимъ гуломъ.

— Упраздните ихъ! Упраздните ихъ! — говорили они. — Доброе, старое время! Факты и цифры! Факты и цифры! Упраздните ихъ! Упраздните ихъ!

Наконецъ въ головѣ Тоби все перепуталось. Онъ сжалъ голову обѣими руками, какъ бы желая помѣшать ей расколоться. Это движеніе случилось весьма кстати, такъ какъ онъ почувствовалъ вь рукахъ письмо ольдермана и, вспомнивъ такимъ образомъ о данномъ ему порученіи, невольно зашагалъ своею обычною рысцою и скоро скрылся изъ виду.

II

Вторая четверть

Письмо, переданное Кьютомъ Тоби, было адресовано важному лицу, живущему въ аристократической, самой большей части города. Очевидно, это былъ самый обширный кварталъ Лондона, такъ какъ обыкновенно его называли «Свѣтъ».

Письмо это казалось Тоби тяжелѣе всякаго другого, какое онъ когда либо носилъ. И это происходило, очевидно, не вслѣдствіе того, что ольдерманъ запечаталъ его большою печатью, съ большимъ гербомъ на толстомъ слоѣ сургуча, а вслѣдствіе огромнаго вѣса того лица, которому оно предназначалось и того необъятнаго количества золота и серебра, о которомъ напоминало имя этого лица.

— Какая разница между ними и нами — думалъ Тоби во всей чистотѣ своей глубокой души, глядя на адресъ. — Имъ нужно только, соображаясь съ таблицами смертности, раздѣлить количество живыхъ черепахъ между порядочными господами, имѣющими возможность за нихъ заплатить и тогда каждый возьметъ себѣ свою долю. А намъ стыдно вырывать рубцы изъ чужого рта!

Изъ чувства уваженія къ столь знатному лицу, Тоби завернулъ письмо въ уголокъ своего передника.

— Его дѣти, — продолжалъ онъ (и влажная тучка затуманила ему глаза), его дочери… красивые молодые люди могутъ завоевывать ихъ сердца и жениться на нихъ; онѣ могутъ сдѣлаться счастливыми женами, счастливыми матерями. Онѣ, пожалуй, такъ же красивы, какъ мое сокровище М-э-…

Онъ не былъ въ силахъ произнести этого имени. Послѣдняя буква выросла въ его гортани до величины всего алфавита вмѣстѣ взятаго.

— Это ничего не значитъ, — подумалъ Тоби, — я все таки знаю, что я хотѣлъ сказать. Это все что мнѣ нужно.

И, подбодривъ себя этимъ размышленіемъ, онъ продолжалъ подвигаться своею обычною рысцою.

Въ этотъ день былъ сильнѣйшій морозъ; воздухъ былъ укрѣпляющій, чистый, прозрачный. Зимнее солнце мало грѣло, но радостно смотрѣло съ высоты небесъ на ледъ, отражая въ немъ свою красоту, но не имѣя силъ заставить его растаять. Въ другое время примѣръ бѣднаго зимняго солнца могъ бы послужить урокомъ для бѣднаго человѣка; но теперь Тоби было не до того. Это былъ одинъ изъ послѣднихъ дней года, года терпѣливо прошедшаго свой путь среди несправедливыхъ упрековъ и всевозможныхъ нападокъ и честно исполнившаго возложенную на него задачу. Онъ проработалъ весну, лѣто, осень и зиму и теперь склонилъ свою усталую голову, въ ожиданіи близкой смерти. Самъ по себѣ лишенный всякой надежды, желаній, активной радости, но служа предвѣстникомъ всяческаго счастья въ будущемъ, онъ молилъ на закатѣ своихъ дней вспомнить о его трудовыхъ дняхъ, о часахъ его страданій и дать ему умереть съ миромъ. Тротти могъ бы видѣть въ лицѣ уходящаго солнца аллегорію жизни бѣднаго человѣка, но ему было ужъ не до того. Но развѣ вы думаете, что одинъ только Тоби могъ примѣнить къ себѣ подобное сравненіе? Этотъ призывъ стараго года, взывающій къ общественному милосердію, заключавшій въ себѣ мольбу дать ему спокойно умереть, развѣ не есть постоянный призывъ, постоянная мольба, безрезультатно вырывающаяся изъ груди шестидесятилѣтнихъ рабочихъ всѣхъ странъ?

Улицы, по которымъ шелъ Тоби, были полны движенія; магазины весело блистали предпраздничною выставкою. Новый Годъ, какъ младенецъ-наслѣдникъ всего міра, ожидался привѣтствіями, подарками, пожеланіями радости. Для него были приготовлены и книги, и игрушки и всевозможныя ослѣпительныя драгоцѣнности, мечты о счастьѣ, наряды, всевозможныя изображенія съ цѣлью развлечь и занять его. Его судьба была представлена во множествѣ альманаховъ и сборниковъ; фазы луны, движеніе свѣтилъ, приливы и отливы — все было заранѣе предвидѣно для новаго года. Всѣ колебанія временъ года по днямъ и ночамъ были также точно вычислены, какъ статистическія данныя мистера Филера.

Перейти на страницу:

Все книги серии Рождественские повести

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза