Колокола (сборник)

А в это время открылась дверь, и в комнату вошла мама (в жакетке и брюках), она обняла и расцеловала совершенно чужую библиотекаршу и принялась сердито одевать Пеку.

На улице стоял автобус. Вместе с актерами сел в автобус испуганный Пека. До того еще, как автобус тронулся, в раскрытую его дверь заглянули школьники, посмотрели на Пеку и сказали: «Артист, артист».

Пека молчал, он боялся сердитой мамы.

В гостинице они снова прошли в буфет, и мама, всем вокруг улыбаясь, но не глядя на своего сына, поставила перед ним сметану.

— А у нас наверху яйцо, — шепотом напомнил ей Пека.

— Ешь! — сдвигая брови, ответила мама. И тоже принялась есть.

Наверху, в комнате, они на этот раз оказались совсем одни. Мама, прищурясь, взглянула на Пеку и с ним посоветовалась:

— Мне тебя укладывать спать пора. Тебе время спать. Я и сама прилягу: устала. А вечером у меня концерт, но имей в виду, что сегодня нам на завод, — я ищу Валеру. Ты понял? Не будешь мне мешать и путаться под ногами?

Пека молчал.

— Отвечай! — побледнев от волнения, спросила мама.

— Я не буду путаться под ногами, — виновато ответил Пека. И вдруг заплакал из-за того, что его не любила мама.

Мама увидела, что он плачет, и тут же сама заплакала, обняла Пеку и прижала его к себе.

— Кто ж виноват, что у нас нет бабушек? — спросила она. — У всех есть бабушки, а у нас — нет бабушек. Только ты да я, вот и все семейство. Почему ты плачешь?

— Потому что у нас очень мало семейства, — горько плача, ответил Пека.

ГЛАВА ВТОРАЯ

1

У каждого цеха — свой вход. У каждого входа — свой контролер, проверяющий пропуска.

Повсюду — люди, велосипеды, грузовики. Повсюду — пыль.

...Словно песчинка маленькое такси, в котором едут мама и ее мальчик.

Оно как песчинка среди других легковых машин и огромных грузовиков. Его колеса выдавливают грязь и разбрызгивают ее во все стороны. А шофер ругается. Мама и ее мальчик — молчат. Они жмутся друг к другу.

— Вот! — говорит шофер и осаживает машину. — Вам, должно быть, к сборочному? Так вас надо понять?

Они не знают, куда им надо. Им надо инженера Валеру Савельева. И мама быстро говорит: «Да».

— Мама, он страшный, верно, этот шофер?!

— А ну его к черту! — говорит мама, берет Пеку за руку и подходит к цеху, где идет сборка.

Двери в этом цехе широко распахнуты. И всем видно, что там вершится чудесное чудо. Не чудо, а колдовство! Легковые машины, чем-то похожие на игрушечные, летят, летят и летят по воздуху. У них есть крылья! Но ведь это крылья автомобиля — не самолета, автомобиля — машины земной, земной...

Как медленно, как осторожно скользят они по воздушной трассе... Ах вот оно что: их поддерживают колдовские руки. Не с неба они спустились, — отходят от огромного троса и тянутся вниз — трехпалые, красноватые. Руки обхватывают кузов, толкают его вперед, все вперед, вперед... Кузова машин сверкают всеми цветами радуги — чистотой и свежестью, — они блещут, переливаются... Белые, красные, темно-синие. Вот их бока: они отражают свет. Отразили — и дальше, дальше — в неутомимом движении, в воздушном, несмелом кроссе. Их дорога — воздух.

Здесь нет водителя. Нет колес. Но стекла уже протерты. (Кто их протер, когда?!)

...Современный фейерверк летящих автомобилей.

Еще без судеб, еще без хозяина, еще без единой земной дороги, — они здесь, и первый шажок — он станет их будущим.

Терпеливей. Сейчас, сейчас.

Раз, — и по ходу скольжения к ним привинчиваются колеса.

Раз!.. Но все еще мчатся они по воздуху. Их новенькие колеса — все еще не коснулись земли. Нет, нет... Машина все еще совершает своей несмелый воздушный кросс.

Но вот колеса, будто не решаясь поверить себе, тихонько уперлись в землю.

Первый плавный рывок, первый плавный шажок...

И вот она: новая, сияющая, только что родившаяся машина, все еще не знающая, что такое дорога.

Коснулась земли. Впервые!

Раз! — ив машине появляется человек. В каждой машине по человеку. Еще мгновение... Разжались трехпалые руки, дали свободу.

Вот! — глядите-ка, вот они: только что рожденные, сверкающие, сияющие, всецветные «Жигули».

Пека:

«Я бы хотел такую машину. Я бы хотел вот эту белую легковичку. Я в ней сижу, а легковичка крутит колесами. По воздуху. И я ее веду, я ее выкатываю с завода, и я — по улице. Нет! По небу, как самолет!

Я у нас во дворе. А тут наш Ленька на своей игрушечной легковичке. Я прячусь, а потом выскакиваю и говорю:

«Дай катнуться».

А он:

«Прочь с дороги, куриные ноги».

И вот я сажусь в свою белую настоящую легковушку.

«Пека, а Пека, это чья ж легковушка, а?!»

«А наша. Валерка подарил маме. Восьмого марта. Я — корзинку, — хорошенькую корзинку, — а он — легковую. Не веришь, да?»

«А дашь немного покататься?»

«Прочь с дороги, куриные ноги!»

 

Валера (он в дальнем участке цеха):

«Я — полусонный. В голове у меня все время как будто бы молотки и поршни.

Вчера вечером — черт знает что! — итальянский мастер:

«Синьор, я вынужден отказаться от наладки сварочной машины. Дело в том, что детали поступают ко мне загрязненными. Проводить наладку нет никакой возможности».

Я подумал с ужасом:

«Может, надо было предусмотреть мойку и промывать детали».