Колокола судьбы

— Справедливо, справедливо… — взволнованно прошептал Беркут, чувствуя, что горло ему сжал предательский комок, мешающий и говорить, и сдерживать свои чувства. — Если бы об этом могли узнать бойцы гарнизона! Пока все они еще были живы. Да, пока еще были живы… Если по справедливости, всех их стоило бы представить к званию Героя. Кроме меня, конечно, — виновато как-то улыбнулся он, расстегивая китель, вдруг показавшийся ему слишком тесным и жарким. — Я всего лишь командовал этими людьми. Сражались они.

— Говорят, вас там заживо замуровали. И спаслись только вы да какой-то сержант.

— Спаслись трое. Была еще медсестра. Сержант Крамарчук и медсестра Мария Кристич. Да, была… Знать бы, где она сейчас. И жив ли Крамарчук.

— А потом вы создали свою партизанско-диверсионную группу…

— Из той группы, которой я командовал до плена, остался только один боец. Польский офицер.

— Польский? Тот самый поручик Мазовецкий?

— О нем вам тоже известно?

— И не только мне. Вас просили охарактеризовать его более подробно. Говорят, для высокого начальства.

— Вот как? Чем он заинтересовал начальство — этого вы, конечно, не знаете?

— Очевидно, собираются как-то использовать. Я даже слышал, что вроде бы всех наших, советских, поляков-фронтовиков отзывают в тыл. Возможно, хотят сформировать особый отряд. Когда-то же мы дойдем и до Польши. Там он и пригодится.

— Логично.

Где-то вдалеке один за другим прозвучало три разрыва снарядов. Офицеры переглянулись: до передовой слишком далеко, тогда возникает вопрос, по ком палят немцы.

— Составьте текст радиограммы, товарищ капитан. Радист отморзянит.

— Сейчас составлю.

— А что произошло с вашими людьми? Тяжелые бои? Засада?

— Зажали нас тут в одно время немцы вместе с полицаями да союзничками своими, румынами. Так зажали, что пекло раем показалось.

— И что… все до одного погибли? Кроме этого поручика?

— Видно, такой уж я, к чертям собачьим, командир… — развел руками Беркут. — Второй раз без войска остался.

— На войне по-всякому… Без дивизий, без армий остаются. Так что это поражение, капитан, историки вам простят.

— Будем надеяться. Кстати, если я верно понял, ваши люди не знают ни о присвоении мне капитана, ни моей настоящей фамилии, потому что называли меня лейтенантом.

— Не знают, конечно. Им известна только кличка: «Беркут».

— Значит, так и буду оставаться для всех, и для вас в том числе, Беркутом. Капитаном Беркутом, — уточнил Громов, поднимаясь. — Пусть немцы тоже узнают о повышении. Это подействует им на нервы, — мстительно ухмыльнулся он. — Они поймут, что у Беркута появилась связь с Москвой, что в Генштабе его признали как партизанского командира. Да и нашим, в селах, тоже небезразлично, кто командует отрядом и знают ли о нем в Москве. Здесь, на оккупированной территории, это очень важно.

— Поднимать дух населения, — кивнул Колодный. — В штабе нам так и объяснили: «Ваша главная задача».

— Кстати, вы ничего не сообщили о задании. Почему вдруг десантная группа? Есть объект?

— Возможно, появится. Пока сказали: вживайтесь, ведите разведку, работайте с населением, увеличивайте отряд Беркута… Ну и, конечно, особое внимание железной дороге. Мы захватили с собой пятнадцать мин. Потом еще подбросят. «Один уничтоженный эшелон — два выигранных боя!» — был такой у нас, на курсах минеров, девиз.

— Ясно.

— Все будет нормально, капитан, — возбужденно «играл на басах» младший лейтенант. — Пойдем знакомиться с людьми. И давай на «ты». Так легче будет.

— Хорошо, — поднялся Андрей. Он не был сторонником перехода на «ты», но возражать не хотелось. Слишком много радости доставила ему эта встреча. — Сегодня у нас будет «штабной день». Решим, как действовать, где базироваться. Вы говорили о посылке. Письма моего отца там не оказалось?

— Только пакет от начальника Штаба украинского партизанского движения. В нем инструкция и приказ, — поднялся вслед за ним Колодный. — Вскрыть имеешь право только ты. «Вы», — поправил себя Колодный, вспомнив, что капитан не принял его условия.

— Значит, об отце вам ничего неизвестно? На фронте он? Жив?

— Что жив — это точно. Генерал-майор Громов…

— Генерал-майор? — переспросил Андрей. — Вы не ошиблись в звании?

— Лично я с генералами за руку не здороваюсь. Но сказано было: «генерал-майор». И еще сказали: «Ранен. В госпитале».

— Тяжело?

— Врать не стану: тяжело, — отвел взгляд младший лейтенант. — Нет, не то чтобы очень уж… Но достала война старика.

— За правду — спасибо.

— О вас ему сообщили. Сразу же.

— Господи, столько вестей в течение нескольких минут! Словно возвращаюсь из потустороннего мира.

— Товарищ младший лейтенант… — появились возле их пристанища Горелый и двое других десантников.

— Докладывай командиру, капитану Беркуту.

Горелый удивленно посмотрел на Колодного, потом на Беркута и, извиняясь, откашлявшись, доложил:

— Товарищ капитан, лес, что севернее нашей пустоши, обстреливают из артиллерии. Работают две батареи — не меньше. Партизанских орудий не засек.

— «Партизанских орудий»! — грустно улыбнулся Беркут. — Хватало бы дробовиков. Не существует здесь этих «партизанских орудий». Продолжать наблюдение.