Было шесть часов вечера и, начиная с четырех утра – после проведенной ночи демонстрации, когда проводив Евгению и пришедший в гостиницу – Алексей не переставал читать и систематизировать записи в дневниках. Первый, важнейший вывод в своих заметках уточнил, что Евгения без сомнений не депрессивный человек.
Запись:
«С молодым человеком явно происходило что-то странное. Его лицо заливал румянец, а в глазах мелькнуло виноватое выражение. Он смотрел на меня так пристально, будто видел впервые. Даже захотелось сказать Ярославу: «Это я! Ты что, забыл?» Но придержав язык, стала ждать, пока Ярослав заговорит первым. Ярослав положил газету на стол и снял перчатки. Затем подошел ко мне и, взяв за руку, усадил на кровать. Его прикосновения по-прежнему были ласковыми. Однако манера держаться изменилась. Лицо стало серьезным, движения – очень осторожными. Он притянул меня к себе и матрас скрипнул под нашей тяжестью. Тайна».
Мало-помалу угрызения совести и легкий укол ревности стали обнаруживаться в душе у Алексея Аврелина. Отодвинув личные притязания и увлечение молодой, красивой девушкой на задний план, он продолжил искать то, что нужно для писательской работы.
Запись:
«Конечно, безвыходное положение, в которое попал Ярослав, просто вынудило меня вторгнуться в квартиру Михаелы Констатни. Ключ. Его ключ. Вещи должны лежать на своих местах. Хотя в глубине души я призналась сама себе, что мечтала совершить нечто подобное – долго сдерживая страх …
Так было до тех пор, пока не появился Ярослав. После его переезда в общежитие серая жизнь заиграла яркими красками. Теперь я не желаю больше прозябать под мрачным небом, печально пережидая очередной дождь. Я сбросила туфли и пустилась в тихий танец под дождевыми струями дождя, а потом увидела радугу.»
Запись:
« … Я поймала себя на том, что начала воспринимать жестокость как норму жизни.»
Запись:
«Я не знаю, что происходит с Ярославом. Я понимаю, что происходит вокруг, но меня как будто нет в этом мире. Меня игнорируют. Не слышат.»
Запись:
« – Терпение, Евгения. Ты не знаешь всего, Старого Патрика. Постарайся его изучить. Это один из темных непонятных жильцов, подобный монстру, за которым никогда не видишь его разрушительного вторжения. Появление его гибельно и в голове …»
Время шло. Вечерние новости города Праги рассказали очередной раз, как молодежь борется за свое будущее. Во время чтения, звонил друг Алексея Аврелина – тот врач, Дмитрий Молчанов, который упоминался раньше в истории романа. Они договорились о встрече в номере гостиницы у Алексея.
Дверь отворилась, и Алексей , как он не был бы храбр, не мог не вздрогнуть.
Дмитрий Молчанов понял его и сказал с улыбкой , держа в руках белый конверт:
– Она находит, что теперь все предельно ясно.
– Привет. – сказал Алексей, приглашая пройти в комнату. Рабочий стол был весь завален дневниками, записными книжками, бумагой. Он молчал. Рассматривая широкую спину Алексея, Дмитрий Молчанов уютно устроился в кресле.
– Она уже знала, что это не игра воображения. Евгения, обычно такая уравновешенная, описывала такие странные события. – проговорил Алексей.
Поразмыслив с минуту, Дмитрий Молчанов локтем толкнул рядом стоящего Алексея:
– Прочтем ее письмо вместе. Проанализируем.
– Хорошее предложение. – прояснившимся взглядом сказал Алексей, открывая конверт. В конверте было вложено два листка.
В первом письме:
«Не в силах осознать происходящее, я продолжала смотреть вслед Вам. Единственным воспоминанием о Вас остался запах от сигарет «Винстон», смешавшийся с ароматом мужских духов. Я предоставлена сама себе.
При одной мысли о событиях прошлой ночи обдает жаром, но я постаралась отвлечься и не ждала приглашение русского писателя. Ведь мы – просто друзья. А друзья время от времени сообщаются, не так ли? Возможно, хочу пояснить наши отношения и избавиться от недоразумений.»
– Она ощутила недоверчивые восклицания внутри себя. – прокомментировал первое письмо Евгении Дмитрий Молчанов.
– Ага. – хмыкнул Алексей, развернув второе письмо.
«Это второе письмо как будто возвратило мне силы. По мере того, как я, будучи не в состоянии преодолеть свое волнение, писала дрожащей рукой, приподнимала голову, постоянно думая о опасениях, проклятиях в этом общежитии, и … моя улыбка торжества и победы сияла среди слез на моем лице.
Я подошла к столу, на котором находятся ручки, бумага, дневник и книги, и написала: «Я хочу уехать, оставить Прагу.» Чтобы исполнить обещанные обязанности, которые вы полагаете на меня, я остаюсь. Вы честно и справедливо оценили мои дневники. Вы – друг! И я последую за вами.
Пока!
О встрече напишите мне время. Я жду.»
Сердце у Алексея возрадовалось. Предполагаемый отъезд – услышав восклицания той части его души, которая оказалась ей верна. Он понял: плохой конец – не станет бальзамом сердца и не смягчит те ужасные раны, от которых не излечиваются никогда. Он представил Евгению, трогающую свои руки и грустные глаза.