Колокольчики Папагено

– Что же вы с ними делаете?

– Храню, – со значением произнес Николай, словно хранение книг превосходило по важности все прочие занятия.

– Так у вас здесь книгохранилище? Как в бывшей Ленинской?

– Да, но только тайное. Там я даже не зажигаю свет.

– Почему же вы отказываете себе в удовольствии читать, имея столько книг?

– Потому что книги слишком зачитаны, захватаны, залапаны, замызганы, замусолены, ведь они прошли через множество рук. Их смысл искажен из-за нелепых комментариев, предисловий, послесловий, чьих-то дурацких мнений и оценок. Поэтому они утратили свое сакральное могущество и перестали благотворно влиять на жизнь. Особенно это касается Библии, Корана и других священных книг. А без таких книг жизнь – это рахитичный уродец. Зачитанность Корана, потеря его священного смысла порождает терроризм, а зачитанность Библии… Но это долгий разговор. Может быть, когда-нибудь… после… – Николай снова закашлялся.

– Да, вам лучше не переутомляться… После, после, – заставила себя согласиться Жанна, несмотря на все желание услышать продолжение. – Теперь мне ясно, почему я ничего не читаю.

– Я думаю, что ты не читаешь по другой причине, – словно бы нечаянно обронила Лаура. Под предлогом того, что она сама себя не слишком понимала, Лаура не стремилась к тому, чтобы другие ее до конца поняли. – Какой же он все-таки поганец, этот англосакс.

– Здесь все не так просто. – Николай сел, подобрав под себя ноги. – Раньше погаными называли племена кочевников, совершавшие набеги на Русь, но теперь их сменили поганые книги. Я к вашему англичанину давно присматриваюсь. И вот что я выяснил, хотя, возможно, это мои домыслы. Нет, не домыслы. – Николай сам же себе возразил. – Ваш англичанин отвечает за проникновение поганых книг в Россию и возникновение наших собственных, таких же поганых. И, надо сказать, ему это удается. Поганые заполонили прилавки, книжные полки библиотек. Сейчас начинаешь понимать, что призывы ввести цензуру или даже жечь книги – не пустой звук. Однако давайте пить чай…

– Да, будем пить чай, – возвестила Жанна, словно ей это самой пришло в голову.

– А может быть, просто пить? – спросила Лаура с сомнением по поводу того, что после всего случившегося они смогут обойтись одним чаем.

– Там, за занавеской… – Николай показал, где искать замену чаю.

Они разлили по рюмкам что-то мутноватое, с ореховым отсветом, похожее на самогон, и выпили как по команде: сначала Николай (генерал), а за ним Лаура и Жанна (капитан и сержант). Закусить (как подруги ни искали глазами) было нечем. Поэтому вместо закуски выпили еще по рюмке. Николай порозовел, черты лица разгладились, бородка каштаново залоснилась, и он сразу показался подругам отталкивающе красивым, с волнистой прядью, тронутой сединой, с мечтательным блеском в глазах.

– Так что же ваши книги? Зачем они вам? – Жанна (она тоже захмелела и разрумянилась) напомнила о прерванном разговоре.

– Это хорошо, что у нас перестали читать. – Николай, не глядя, смотрел на Жанну. – Надо все начать заново – с нулевого урока. Пусть на время о книгах вообще забудут. Особенно о Библии и Коране, но и не только о них. Как когда-то, с приходом христианства, разучились понимать египетские иероглифы, так и сейчас пусть забудут все, о чем писали Пушкин, Гоголь, Толстой, Достоевский.

– И Николай Носов. – У Жанны всплыло что-то читанное некогда в детстве.

– А без них пусть все превратятся в придурков, болванчиков с наушниками в ушах. Пусть ходят, как сомнамбулы, уткнувшись в свои мобильники. Это будет только во благо, поскольку книги вновь обретут сакральное могущество и, словно заряженные конденсаторы, будут пронизывать своими живительными токами жизнь.

– А сами вы пишете? – затаив дыхание спросила Жанна.

– Да, знаете ли, пишу.

– Вы писатель?! – Она чуть не задохнулась от восторга. – Я так и думала. Ей-богу, так и думала!

– Но меня никто и никогда не прочтет. Я не Толстой и не Гоголь, но я не позволю мусолить мои книги, поэтому они никогда не будут напечатаны и растиражированы. Печатание и тираж – смерть для моих книг. Их эзотерическая сущность способна сохраниться лишь в рукописи.

– А нам вы дадите прочесть? – спросила Жанна обидчиво и, чувствуя, что в этом вопросе, может быть, не хватает самого главного, тихонько добавила: – А мне?

Глава девятая Сады Семирамиды

Из подвала выбрались с трудом. В этом сами были виноваты: почему-то им вздумалось наседать, ублажать, уговаривать Николая, чтобы он их не провожал. Видите ли! И уговорили, сославшись на то, что нельзя оставлять без присмотра книги, тем более поздним вечером. Это означало, что они прониклись сознанием значимости, стали рассуждать как посвященные, как адепты – экие дурехи, но туда же, теперь их не остановишь.