Читаем Колокольня Кваренги: рассказы полностью

— Сталин плавает быстрее, чем птица летает, — продолжал Ходачек. — Он так шпарит по бассейну — глазами не уследишь! Торпеда! Он Тихий океан переплывал! Чего ему эта лужа!..

— Товарищ Сталин, — старик Ходачек выпучивал свои круглые глаза, — если понадобится — взлететь может! И такие случаи уже неоднократно бывали! И кавказский орел по сравнению с ним — петух!

— Петух, петух! — соглашались секретари…

Нас, пацанов, в бассейн никогда не пускали — даже посмотреть, даже взглянуть одним глазком. Поэтому у нас была затаенная мечта — хоть раз прорваться туда, хоть бросить взгляд…

Однажды, уже после смерти генералиссимуса, но без всякой связи с ней, в школе вдруг появился стриженый мужчина, тренер, и спросил, кто хочет участвовать в соревнованиях по плаванию.

У меня замерло сердце.

— Где они будут? — спросил я.

— В бассейне на улице Правды, — ответил тренер. — Появилась уникальная возможность. Нам дали полчаса.

Я поднял руку.

— Ты каким стилем плаваешь, мальчик? — спросил он.

Я запнулся только на секунду.

— «Голубем мира»! — твердо сказал я.

В городе уже некоторые поговаривали, что Сталин плавал именно этим стилем.

Тренер строго взглянул на меня.

— Это еще что за стиль?!

— Вы не знаете? — удивился я. — Это стиль, которым плавал товарищ Сталин.

Тренер надолго задумался.

— Я не уверен, — наконец, сказал он, — что ты имеешь право плавать стилем генералиссимуса. Я узнаю, где следует.

Вновь тренер появился в нашей школе через несколько дней.

— Разрешили, — сообщил он, — в виде исключения. Приходи в воскресенье в бассейн с полотенцем и плавками…

Да, плавал я, как утюг, но очень уж мне хотелось посмотреть на таинственный бассейн. Я готов был утонуть, но взглянуть на это чудо.

Дома, чтобы не волновать родителей, я сообщил, что иду на олимпиаду по математике и в связи с этим попросил подготовить плавки.

Просьба вызвала некоторое удивление.

— С каких это пор для участия в математической олимпиаде требуются плавки? — спросила мама.

— После олимпиады мы поедем к морю, — соврал я, — освежиться.

— Ты разве не знаешь, — сказала мама, — что у тебя нет плавок? Держи трусы!

Я смотрел на трусы с великой печалью — они были сатиновые, длинные, выцветшие. Я боялся, что в таких трусах меня не пустят в бассейн — и я его никогда не увижу! Но охранник долго изучал мою фамилию, пытливо смотрел мне в лицо — и, наконец, пропустил. Трусы его, очевидно, не интересовали.

Высокий свод поднимался над синей водой. Подмигивал разноцветный кафель. Через стеклянный потолок улыбалось солнце. Пахло хлоркой и чем-то неведомым.

Я смотрел на лазурную гладь и представлял себе, как Сталин в мундире генералиссимуса проворно плывет стилем «голубь мира».

В это время в бассейне находился генерал Шматько. Генерал учился плавать. Он пересекал бассейн зигзагами, маневрируя, делая ложные движения — как будто бежал по обстреливаемому полю. Он пялил глаза, пыхтел, фыркал, храпел, пускал небольшие фонтаны.

Соревнования были под угрозой.,

Тренер позвонил куда-то по вертушке, стоявшей тут же, в зале.

— Пусть соревнуются, — разрешила вертушка, — но Шматько не касаться!

— Есть — не касаться! — по-военному отчеканил тренер, положил трубку и взял рупор.

— Будем проводить заплыв с препятствием! — объявил он. — Препятствие — генерал. Его следует огибать, оплывать, можно даже подплывать под него — но не касаться! Задача ясна?

— Ясна, — ответили все недружным хором.

Нас было человек шесть — все хилые, все в длинных сатиновых трусах.

— На старт! — скомандовал тренер.

Но его почему-то никто не слушал. Хиляги в выцветших трусах бродили вдоль бассейна, крутили головами, почесывались.

Тренер стал красным.

— На старт! — рявкнул он в рупор. — Я кому сказал, паразиты!

Он бросил рупор и начал нас нервно выстраивать у края бассейна.

— Вот так, бездельники. Вот так, разгильдяи!

Он опять схватил рупор.

— На старт! Внимание! Марш!

Никто не прыгнул. Хотя некоторые согнулись и даже вытянули вперед руки. Но потом выпрямились.

В гневе тренер бросил рупор в воду и чуть не прибил Шматько.

— Вы что ж, паразиты, делаете?! — орал он. — Вы что ж, мерзавцы, вытворяете?! Сейчас явится сам товарищ Самсонов!

Имя Самсонова было в городе достаточно известно, и мы все от страха попадали в воду, как тюки со свежим навозом. Я брякнулся о поверхность и тут же пошел ко дну. Вся моя жизнь прошла передо мной за несколько секунд — я был еще молод. Проскочило эскимо, дюны на заливе, родители в гамаке в сосновом бору, девочка Лена и почему-то физик с психрометром Августа в руках.

— Тело, погруженное в воду… — подмигнул физик, и я почувствовал, что вода у меня в носу, в ушах, во рту, в желудке. Я хотел ему ответить, что они с Архимедом неправы, что закон неточен — не только тело погружается в воду, но и вода в тело…

— Тело, погруженное в воду… — вновь подмигнул физик.

Спорить почему-то не хотелось…

Видимо, от дикой жажды жизни я отчаянно заработал руками, ногами, всем телом — и всплыл.

— Давай, давай, — орал тренер, — жми!

Перейти на страницу:

Все книги серии Александр и Лев Шаргородские. Собрание сочинений в четырех томах

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза