Коломба

Пьетри, оставив свою ношу, взбежала по тропинке и нашла полковника делла Реббиа плававшим в крови, простреленным двумя пулями, но еще дышавшим. Возле него лежало ружье, заряженное и со взведенным курком: казалось, что он хотел защищаться от кого-то, напавшего на него спереди, а в это мгновение другой поразил его в спину. Он хрипел и боролся со смертью, но не мог выговорить ни слова; врачи объяснили это тем, что у него были ранены легкие. Кровь душила его; она текла медленно и была похожа на алую пену. Напрасно Пьетри приподняла его и начала расспрашивать. Видно было, что он хотел говорить, но не мог произнести ни слова. Заметив, что он старается поднести руку к карману, женщина поспешила вынуть оттуда маленькую записную книжку и, открыв ее, подала ему. Раненый вытащил из книжки карандаш и попытался что-то написать. Свидетельница ясно видела, что он с трудом написал что-то, но так как она не умела читать, то и не могла понять, что там написано. Устав от напряжения, полковник вложил книжку в руку Пьетри и сильно сжал эту руку, смотря на женщину со странным выражением, как будто бы он хотел сказать ей (таковы подлинные слова свидетельницы): «Это очень важно, это имя моего убийцы!»

У деревни Пьетри встретила г-на мэра Барричини с сыном Винчентелло. Пьетри рассказала им о том, что видела. Мэр взял книжку и побежал в мэрию надеть шарф и позвать секретаря и жандармов. Оставшись одна с Винчентелло, Маддалена Пьетри предложила ему пойти помочь полковнику на случай, если он еще жив, но Винчентелло ответил, что если он приблизится к человеку, который был лютым врагом его семейства, то его непременно обвинят в убийстве. Скоро пришел мэр, нашел полковника мертвым, приказал убрать труп и составил протокол.

Несмотря на свое, естественное в подобном случае смущение, г-н Барричини поспешил опечатать книжку полковника и принять все зависевшие от него меры для расследования дела, но ни одна из них не привела к какому-нибудь важному открытию. Когда приехал следователь, распечатали записную книжку и на окровавленной странице увидели несколько букв, написанных слабеющей рукой, однако довольно разборчиво. Написано было Agosti…, и следователь не сомневался, что полковник хотел указать на Агостини как на своего убийцу. Между тем вызванная судьей Коломба делла Реббиа попросила посмотреть записную книжку. Она долго перелистывала ее и наконец, протянув руку к мэру, закричала: «Вот убийца!» И с удивительными при ее отчаянии точностью и ясностью она рассказала, что ее отец несколько дней тому назад получил письмо от сына и сжег его, но перед этим он записал карандашом в своей записной книжке адрес Орсо, который только что перешел в другой гарнизон. Этого адреса теперь в книжке не было, и Коломба заключила из этого, что мэр вырвал листок, на котором он был написан и на котором ее отец написал имя своего убийцы; это имя, по словам Коломбы, мэр подменил именем Агостини. Следователь в самом деле увидел, что в той тетрадке, в которой было написано имя, не хватает одного листка, но скоро он заметил, что листков не хватает и в других тетрадках той же книжки, а свидетели показывали, что у полковника была привычка вырывать листки из своей книжки для закуривания сигары; весьма вероятно, что он сжег нечаянно и записанный им адрес. Кроме того, оказалось, что мэр, получив книжку от Пьетри, не мог ничего прочесть, так как было темно; было доказано, что он не останавливался ни на минуту, прежде чем вошел в мэрию, что жандармский бригадир вошел туда вместе с ним и видел, как он зажег лампу, положил книжку в конверт и запечатал у него на глазах.

Когда бригадир дал свое показание, Коломба вне себя бросилась перед ним на колени и заклинала его всем, что у него есть святого, сказать, не оставлял ли он на мгновение мэра одного. После некоторого колебания бригадир, видимо, тронутый возбуждением молодой девушки, признался, что он искал в соседней комнате большой лист бумаги, но что он не пробыл там и минуты и что мэр говорил с ним все время, пока он ощупью искал бумагу в выдвижном ящике. Впрочем, он засвидетельствовал, что когда он вернулся, то книжка была на том месте, на столе, куда, входя, бросил ее мэр.