Коломбина для Рыжего

Maybe there’s a God above,
Может, Бог вверху и есть,
And all I ever learned from love
Но о любви я понял здесь,
Was how to shoot at someone who outdrew you.
Что нет пути назад, когда люблю я.
And it’s not a cry you can hear at night,
Любовь – не просто крик в ночи,
It’s not somebody who’s seen the light.
Не греют всех её лучи,
It’s a cold and it’s a broken Hallelujah.
В её осколках только «Аллилуйя!»
Hallelujah, Hallelujah, Hallelujah, Hallelujah, (Hallelujah…)
(Перевод Алексей Бирюков)

У него получается, да. Как всегда получается добиться своего, и я сдаюсь на милость Рыжему, спеша закрыть ему рот поцелуем, обнять ладонями лицо, пока на звуки голоса не сбежалась вся семья.

«… – Я не хочу, Вить. Точнее, хочу, но не так шумно. Почему мы не можем расписаться и посидеть где-нибудь тихо по-семейному, а? Ты, я, наши родители. Почему?

– Потому что это необычный день, который мы с тобой будем вспоминать много лет спустя, и я хочу, чтобы нам было о чем рассказать детям. Чтобы их мама была в белом платье, а отец как дурак носил ее на руках. Потому что ты достойна праздника, Коломбина, твой отец достоин радости увидеть тебя невестой, а мне перед людьми скрывать нечего. Я давно знаю, чего хочу.

Он чертит пальцами линии на моем животе, согревает подбородком макушку, не переставая обнимать и греть у своей груди, даже когда все закончилось.

Я опускаю щеку на подушку и вздыхаю. Перевернувшись на спину, смотрю в потолок. Не зная, как объяснить свой страх, сажусь в постели, но он тут же поднимается следом, чтобы снова обнять меня, привлекая к себе.

– Ну что такое, Тань? Чего ты боишься? Это же всего лишь я.

– Вот именно, Вить, что ты.

– Еще скажи, что мы все это уже не проходили.

– Проходили, – я снова вздыхаю, находя в темноте его ладонь и накрывая ее своей. – Но не могу же я всегда просить тебя, как ты не понимаешь. Все это трудно объяснить, а тут люди, гости, целое событие!

– О, да. – Он неожиданно смеется, щекоча дыханием затылок. – Еще как трудно! Не стоит даже и пытаться, надо просто брать и владеть. Поверь, моя хорошая, тебе сразу станет легче и не останется о чем переживать.

– Т-то есть? – Рыжий заставляет меня растерянно оглянуться и поднять к нему лицо. – Ты хочешь сказать, что я…

Встретить ласковый шепот на своих губах и потянутся к ним, припадая в неосознанном поцелуе. Привычном, легком, необходимом, как сам воздух.

– Правильно. Хочу сказать, что ты… Что тебе вовсе не нужно просить меня, потому что я… Ну же, продолжай, Коломбина.

Не знаю, почему я избегаю говорить с ним о любви. Но каждый раз, когда мы подходим к признанию, я жутко смущаюсь, хотя люблю его всем сердцем и уверена: он знает об этом еще лучше меня.

Вот и сейчас на мое упрямое молчание Бампер отвечает веселым: «Трусиха!». Приподняв сильными руками, разворачивает к себе лицом, укладывает на грудь и, откинувшись на подушку, позволяет моим губам ответить на вопрос со всей нежностью и страстью, которую я к нему испытываю.

– Танька, ты у меня всегда будешь самой красивой, обещаю. Я ведь ни разу в обещании не подвел тебя?

– Ни разу.

– И тут верь. Как верь тому, что для меня ты всегда будешь важна сама по себе. Все равно в каком платье. Обещаешь, что не забудешь? Что запомнишь мои слова?

– Обещаю.

– Вот и хорошо. А сейчас поцелуй своего Рыжего еще раз, моя любимая Колючка…».

«… – Ох, что-то я волнуюсь, девочки. Лиль, как думаешь, привезут нас обратно к общежитию или нет? Все же сорок километров – не близкий свет, а мы на каблуках и при параде. Понимаешь, у меня мама сердечница, переживает. Третий раз звонит, интересуется, а я не знаю, что сказать.

– Ты, Настя, как маленькая, честное слово!

– Почему это?

– Потому что дожила до двадцати лет, а беречь здоровье родителей так и не научилась. Что, соврать не могла, что ли? Сказала бы «Да», и все дела! Вернешься, мол, вовремя, и никакой кардионагрузки на сердце. Крепче спят – меньше бдят, ясно! Кстати, Крюкова, мне тоже интересно: до которого часа ваша семья планирует мероприятие? Вахтера бы в общаге предупредить надо о времени возвращения, а то окажемся у наглухо закрытых дверей и кукуй потом кукушкой у подъезда до утра!