Высокие окна открывали вид на зазубрины небоскребов, которые вырастали из вечного тумана, накрывшего кварталы бедняков… Скрипучая антикварная мебель пахла деревом…
Он повернул голову к Мистику, который все еже держал разрядник направленным на высокий однорукий силуэт. Бо не мог рассмотреть высокую фигуру: смотрел прямо на нее, но глаза лгали ему, показывая только размытые пятна. Он все видел, но сознание отказывалось узнавать увиденное – лгали не глаза, а его разум…
Ноздри щекотал терпкий запах вина. Настоящего вина, старых виноградников, из его личной коллекции. Он любил роскошь – она свидетельствовала его успех, перечеркивала воспоминания нищеты, бродяжничества и голодного детства… Силуэт протянул единственную руку к Димитро, но тот даже не шелохнулся, хотя должен был испугаться.
Бо так и не смог рассмотреть высокую фигуру, но уже знал, что это пес, и его надо опасаться. От пса исходила угроза, но понять ее было невозможно. Его квартира стояла перед глазами рядом с тем, что происходило в какой-то подземной пещере – все смешалось, и было невозможно различить две реальности, расколовшие его разум.
– Бо, не борись со сном,– Альжбета наклонилась к его лицу так близко, что он мог рассмотреть складки морщинок у ее глаз.– Если не заснешь, мозг сыграет с тобой злую шутку. Он найдет способ справиться с ситуацией, но тебе это не понравится… Перестань бороться… Доверься организму… Хватит глазеть друг на друга! Затащите его внутрь… Если мы не уберемся прямо сейчас, то выбраться уже не получится…
Место в Совете директоров давно ждало его... Разгром в лаборатории Иверы был шумным событием, но бессмысленным: чтобы они там не делали, его группа опоздала. Это была пустая лаборатория, профессионально зачищенная еще до их прихода – не осталось ни единого следа. Ему даже пришлось немного приукрасить отчет, чтобы это не походило на откровенный провал.
Бо широко открыл глаза и на мгновение картинки обоих миров, смешанные до этого в мозаику, расступились, став отчетливыми.
…Он увидел свою квартиру со следами погрома и телами шестерых наемников, с которыми пришлось справляться голыми руками. Их ошибка была в том, что они недооценили его и попытались пленить вместо того, чтобы убить сразу. Когда они это поняли, было поздно…
…Он увидел однорукого пса, в точности, как описывал его Мистик. Огромное, страшное на вид существо, вместо левой руки имело короткий обрубок. А правой рукой, что-то бормоча, пес аккуратно поглаживал Димитро по волосам. Тот выглядел напуганным, но оставался покорным, едва доставая чудовищу до грудного панциря…
Между этими картинками к Бо пришло осознание слов Альжбеты. Она говорила о том, чего не могла знать: о его квартире, о карьере в Кэйко, о нападении на лабораторию Иверы. Это была его прошлая жизнь, скрытая от Серой.
Бо почувствовал облегчение и закрыл глаза. Где-то в глубине его тускнеющего сознания головоломка, не дававшая ему покой несколько дней, наконец-то сложилась. Он не стал хвататься за это озарение – было достаточно того, что оно произошло. Он торопился вернуться в свою квартиру, уютную и очень тщательно им обставленную…
Когда проснется, он будет точно знать, что ему делать дальше. А пока он доверился Альжбете, которая, как он теперь знал точно, была не той, кем хотела казаться…
Да и сам он не был больше случайной переменной.
*****
Это был очень странный сон.
Вся его жизнь была сном, в котором уместилась помять о каждом прожитом дне. Это не был рассказ с выстроенной чередой событий, где есть начало и конец. Бо видел прожитую жизнь целиком, как карту Судьбы, в которой не было начало и конца…
Бо родился на безымянной планете, у которой был только регистрационный номер – ни имени, ни атмосферы, ни надежды. Между собой ее жители называли Шахтой, как и сотни других таких же планет, изрезанных рудниками. Бо плохо помнил отца: только его сильные грубые руки. Это был набожный человек, которой не переставал твердить, что люди собственными руками творят благополучие и только трудом могут обеспечить себе безбедное существование. Он верил в то, о чем говорил, и подписал колониальный контракт с Кэйко, чем и продал семью в рабство.
Отец редко появлялся дома и часто брал несколько смен подряд, пропадая в шахтах, но долг перед корпорацией меньше не становился. Суровый и упрямый, он не умел сдаваться и не хотел признавать того, что реальная жизнь устроена иначе.
Они ютились в подземных трущобах, в двух душных комнатушках, похожих на чуланы. Большая из них была и кухней, и гостиной, и спальней родителей одновременно. А в коморке с двухъярусной кроватью обитал Бо со старшим братом, Ромом. Весь его мир тогда умещался под низким стальным потолком, который он разглядывал часами. И если бы не телевизионный терминал в комнате родителей, который по всем каналам врал о том, как велик и прекрасен этот мир, Бо сошел бы сума еще младенчестве.