ЦЕНТРАЛЬНЫЙ РАСПРЕДЕЛИТЕЛЬНЫЙ ЩИТ НОВОЙ АНГЛИИ: Главная притененная ферма полностью обесточена. Мы не получаем ни ватта.
НАЦИОНАЛЬНОЕ УПРАВЛЕНИЕ РАЗМЕЩЕНИЯ ЭНЕРГИИ: Не вы одни. Вся северная зона без тока. И Канада тоже.
ЦРЩНА: Вы должны что-то сделать и по-быстрому. Здесь ниже точки замерзания.
НУРЭ: Мы работаем над этим.
ЦРЩНА: Над чем, черт возьми, вы работаете? Они же отключили спутники.
НУРЭ: Не все. Аризона по-прежнему получает на все свои притенны полную мощность.
ЦРЩНА: Вот как? Ну, так перекачайте ее сюда в темпе. Здесь люди замерзают. У нас идет снег и…
НУРЭ: Мы должны пройти через каналы Всемирного Правительства, прежде, чем сможем…
ЦРЩНА: Что?
НУРЭ: Нам нужно получить добро от филиала Всемирного Правительства, прежде чем мы сможем перебросить вам энергию. Нам придется отвести то, что обычно перекачиваем в Мексику…
ЦРЩНА: На хуй Мексику и на хуй Всемирное Правительство! Эта чертова энергия нам нужна сейчас!
Бхаджат очнулась и обнаружила, что лежит на амортизованной кушетке. Она чувствовала слабость, голова раскалывалась, тупая дерущая боль пилила ей изнутри легкие.
Повернув голову вбок, она увидела, что англичанка лежит на соседней с ней кушетке и выглядит так же скверно, как чувствовала себя она.
— Что случилось?
Эвелин поглядела на Бхаджат затуманенным взором.
— Ты потеряла сознание. В смотровом зале доктора Кобба. Дэвид заразил нас какой-то ужасной болезнью.
— Я знаю. Где…
— Мы летим к нему. Он в биохимической лаборатории или в чем-то таком, в одном из модулей снаружи главного строения колонии. Мы сейчас в челночной сфере, направляемся к нему.
Бхаджат слабо улыбнулась.
— Дэвид… он уничтожил нас всех.
— Нет. Он сказал, что у него есть для нас лекарство.
— Ты ему веришь?
— О, да.
— Ты любишь его, — сказала Бхаджат.
Эвелин провела усталой рукой по глазам, а затем отозвалась:
— Но он любит тебя.
— Он говорил тебе это?
— Да.
Бхаджат попыталась чуть повернуться и лечь поудобнее. Но ремни безопасности помешали ей и грызущая боль в груди продолжала скрежетать.
— У нас с Дэвидом могло выйти что-то очень прекрасное, — сказала она, больше себе, чем Эвелин. — Но этому не суждено было случиться.
— Он любит тебя, — повторила Эвелин. — Меня он никогда не любил.
— Какая с того разница? Еще день, еще час и мы все умрем.
— Нет, это неверно. Дэвид…
— Моя жизнь закончилась тогда, несколько месяцев назад, — продолжала Бхаджат. — Я погибла при взрыве вертолета. Все происходящее со мной с тех пор было сном… не настоящим. Я несколько месяцев как умерла и видела сон.
— При взрыве вертолета? — переспросила Эвелин.
— Мой любимый погиб при взрыве вертолета. Я тоже тогда умерла.
— Хамуд что-то говорил о взрыве вертолета…
Боль несколько ослабла. Бхаджат гадала, не начинает ли она умирать.
— Мы все умрем, чтобы не произошло. То, что мы пытались совершить — ПРОН, все эти убийства — они вскоре настигнут нас. Мы все будем убиты.
— Он рассказывал мне о взрыве вертолета… кого-то там убили, то ли архитектора, то ли еще кого…
— Да. — Бхаджат услышала сонное бормотание собственного голоса. — Архитектора. Моего архитектора.
— Он погиб при взрыве, — сказала Эвелин.
Бхаджат почувствовала, как тело плывет, невесомо уплывает во тьму.
— Он умер из-за меня.
— Убийство совершил Хамуд. — Голос Эвелин казался слабым далеким эхом. Он убил его — из-за тебя.
Слабо пожав плечами, Бхаджат ответила:
— Мы все убили. Все мы убийцы.
— Но Хамуд совершил хладнокровное убийство. Казнь. Из-за тебя. Он сам мне об этом рассказывал.
— Нет… — сказала Бхаджат. — Не убийство. Мы ведем войну. На самом-то деле это не убийство. Не преступление. А теперь — спать. Я должна… спать. Я так устала.
Самое худшее в этом деле — ожидание.
Дэвид сидел перед видеоэкраном в наблюдательной гондоле биохимической лаборатории и следил, как челночная сфера медленно скользила через пустоту между главным цилиндром колонии и лабораторным модулем.