Колония

— Что бы они ни затеяли, — сказала Бхаджат, отпирая одну из дверей, — произойдет это скоро.

Две комнаты соединялись между собой общей дверью. Они осмотрели обе при последних сумеречных лучах заходящего солнца.

— Какую ты предпочитаешь комнату? — спросила Бхаджат. — Красную или синюю?

Драные украшения в обеих комнатах отличались друг от друга только цветом. В каждой комнате стояла большая кровать, комод без ящиков и шкаф без дверцы. Дэвид стянул единственное покрывало на постели в синей комнате; под ним не оказалось ничего, кроме голого матраса. Он прошел в красную комнату и увидел, что в ней над комодом висит треснувшее зеркало. В синей комнате место, где некогда висело зеркало, показывал квадратный участок более чистой стены. Он остановился в соединявшем комнаты дверном проеме. Бхаджат находилась в красной.

— Полагаю, — сказал он, — тебе следует занять комнату с зеркалом.

— Ты как всегда любезен, — улыбнулась она.

Она зашла в ванную красной комнаты.

— Ах, — воскликнула она, — они положили тут мыло и мочалку. Полотенце… и даже бритвенные принадлежности, для тебя.

Она вышла держа набор для бритья.

— Но никакой косметики. Мужчины никогда об этом не думают.

— Ты пользуешься косметикой? — притворно удивился Дэвид.

— Ты видел меня без косметики, — усмехнулась ему Бхаджат.

— И ты была без нее такой же прекрасной, как и с ней.

— А ты выглядишь очень красивым с бородой. Наверное, тебе следует ее оставить.

Он почесал подбородок.

— Мы добры друг к другу, верно ведь?

— Да. — Она почти застенчиво посмотрела ему в глаза. — Ты ведь в первый раз сказал, что считаешь меня прекрасной.

— В самом деле? За все это время…

— Да, — подтвердила она, — за все это время.

— Ну, ты красива, Бхаджат, очень красива.

— Спасибо.

Он не знал что сказать дальше. А затем услышал, как спрашивает ее:

— Что случится завтра?

Бхаджат чуть пожала плечами.

— Либо Тигр встретится с нами здесь, либо мы отправимся туда, где он находится.

— И что вы собираетесь со мной делать?

— Не знаю. Это еще не решили.

— А что будешь делать ты?

Просто покачивание головой.

— Все что должна.

— Что бы это ни было?

— Что бы это ни было.

Показав на дверь, ведущую в коридор:

— Ты намерена запереть меня?

— А нужно?

— Разницы особой нет, — Дэвид медленно прошел к постели в синей комнате. — Я могу вышибить ее одним пинком, когда только захочу. — Он сел на кровать. Та провисла под ним, и от нее поднялся затхлый запах.

Бхаджат дошла до дверного проема между комнатами и устало прислонилась к косяку.

— Не говори глупостей. Ты не сможешь убежать.

— Штаб-квартира Всемирного Правительства не слишком далеко от сюда, — сказал Дэвид. — Это не Мессина, но сойдет.

— Понимаю.

— Ты все время знала, что я хочу попасть в Мессину, — сказал он. — Я не хранил от тебя никаких тайн.

— Да… но я думала, что… после всего этого времени со мной… навидавшись всего этого голода и несправедливостей, увиденных нами вместе…

— Что я присоединюсь к твоей революции?

Она кивнула.

— Взрывать мосты и стрелять по людям? Грабить банки и угонять космические челноки? Какой с этого толк? Это не положит пищи на стол бедняков.

— Разумеется. Как же иначе? — отрезала она. — Вот после того, как мы свергнем угнетателей… после того, как уничтожим Всемирное Правительство, вот тогда…

— Когда? Вы всего-навсего разрушите одну форму правительства. Вы не измените форму жизни народа. Вам не открыть никаких новых золотых копей. И манна небесная не посыплется по вашей воле.

— Ты ничего не понимаешь! — глаза ее горели.

— Я знаю больше чем тебе кажется! — закричал в ответ Дэвид. — Вся эта ерунда с автоматами и убийствами, свержением правительств. Это ерунда! Хуже, чем ерунда — это играет на руку тем самым людям, которых ты хочешь свергнуть.

Она наступала на него, упершись кулаками в бока.

— Что ты об этом знаешь? Ты прожил всю свою жизнь в укрытом от бурь раю, словно какое-то редкое животное, которое холят, ласкают и кормят, потому что оно слишком глупое, чтобы выжить в реальном мире за прутьями его клетки.

Он схватил ее повалил на постель рядом с собой. Она попыталась стукнуть его коленом, но он принял удар на бедро и навалился на нее всем телом. Руки ее он прижал к затхлому покрывалу.

Она глядела на него в упор. Глаза ее не показывали ни малейшего страха и ни малейшего гнева.

Он поцеловал ее, накрыв ее губы своим ртом, отпустил ее руки, взял обеими ладонями ее замечательное, хрупкое, невыразимо прекрасное лицо, и держал ее так, словно она была самым драгоценным, самым тонким и самым чудесным сокровищем в мире.

Ее руки скользнули ему по плечам и вцепилась в его длинные спутанные волосы. Он чувствовал ее дыхание — сильные бурные вздохи внезапной страсти.

Их одежда исчезла словно по волшебству. Он упивался худощавой, пластичной гибкостью ее обнаженного тела, ее золотистой смуглой кожей — гладкой, теплой и податливой. Он вошел в нее без усилий, два теплых сверкающих тела соединились, отчаянно стучали сердца, метались руки, и его внезапно охватил спазм, когда ее спина выгнулась дугой, и они вместе пульсировали долгий, мучительный экстатический миг пламени.