Колония

— Они могли реактивироваться, когда в тоннель проникли люди. Мы ничего не знаем о технике древней цивилизации. Возможно, для пробуждения им хватило той энергии, что излучают сканирующие устройства.

— Скажи, а твоя структура никак не реагирует на это? — Марк повел фонарем вдоль стен.

— Нет, — скупо ответил Генри. — Она по-прежнему статична. Я ведь уже объяснял тебе ее функцию.

Обмениваясь фразами, они не стояли на месте, осторожно продвигаясь вперед, пока путь не преградила массивная переборка, которую заклинило в деформированных направляющих.

— Должно быть, она опустилась за секунду до взрыва, — произнес Марк. Значит, часть древних механизмов действительно работает.

— Я пошел за лазером, — ответил ему Генри, никак не прокомментировав последнее утверждение Келли.

* * *

Эргвин смотрел на чуждое существо, схематично изобразившее структуру атома водорода.

«Оно разумно и пытается наладить общение, вызвать меня на контакт…»

Он поначалу принял его за мнемоклона, но повторное сканирование опровергло данное заблуждение. Существо состояло из живой плоти, поверх которой было надето некоторое количество электронных и механических приспособлений.

Эргвина внезапно захлестнула тоска.

Он понял многое, внешний вид этого существа и жалкое состояние тюремного блока, предназначенного для формирования энзиклонов, немо свидетельствовали о том, что его цивилизация канула в небытие, а на ее место пришли другие разумные формы.

Мысль о глобальном одиночестве затмила рассудок, ему казалось ужасным собственное положение — один, да к тому же заключенный в механическую оболочку энзиклона, что он будет делать дальше? Неужели его цивилизация больше не существует?

«Как это могло случиться?» — задавал Эргвин себе вопрос, на который не было ответа.

Существо закончило тревожить прах времен и подняло голову, наблюдая за его реакцией.

«Что ответить ему? Повторить рисунок?»

Эргвин вдруг понял, что не хочет идти на контакт. Более того, он испытал неприязнь к иному созданию, которое вырвало его из безвременья, накачав непритязательные системы тандемной камеры излучением своих приборов.

И все же, откуда оно взялось?

Мысль пробилась в оцепеневший рассудок, подталкивая разум к действию, поиску; хотел того Эргвин или нет, но он уже очнулся, и жизнь продолжалась, вопреки его субъективному состоянию.

Внезапно и болезненно вспомнились годы отчаянной борьбы против политики мнемоклонов, стремившихся превратить цивилизацию в бессметные, но бездушные кибернетические организмы, способные жить вечно, не ощущая ничего, кроме рациональности тех или иных поступков.

Заманчивая, привлекательная идея для масс, в большинстве своем не задумывающихся о последствиях. Им было важно получить бессмертие, а что станет потом, через двести-триста лет, по большому счету не волновало никого, кроме горстки трезвомыслящих ученых и их последователей.

«Откуда он взялся? Где эволюционировала его цивилизация?» — вновь вернулись животрепещущие вопросы, и вдруг, раздвигая границы времени, из бездны прошлого пришел голос старого учителя, посвящающего юного Эргвина в сокровенные тайны бытия, поясняющие смысл той борьбы, которую вела между собой расколовшаяся надвое цивилизация.

Он вспомнил все, о чем говорил учитель, дословно, ибо память Эргвина, благодаря трансформации, теперь обладала особым свойством: он с удивлением понял, что с легкостью может воспроизвести все подробности происходивших с ним событий.

Жизнь во Вселенной может зародиться лишь раз.

Наше мироздание подчинено четким законам, которые едины для всей материи и пространства, сколь бы необозримым оно ни казалось.

Изучая распределение реликтового водорода в доступных областях космоса, сравнивая полученную картину с фоновым излучением, которое несет в себе фотографический отпечаток распределения вещества в первые астрономические секунды существования Вселенной, мы пришли к пониманию общей сути процесса.

Вселенная пульсирует. Из точки сингулярности, где все вещество находится в сверхплотном раскаленном до невообразимых величин состоянии, она начинает взрывообразно расширяться, разлетаясь плотными, горячими туманностями, из вещества которых, под воздействием сил гравитации, постепенно образуются первые звезды.

Конечно, описанный протес сильно утрирован, но сейчас более важным кажется не детальное рассмотрение его стадий, а сам принцип. Вселенная не может расширяться бесконечно. Когда вещество пройдет все стадии возможного термоядерного синтеза, оно начнет остывать, постепенно совершая обратное движение: не разбегаясь, как молодые, горячие, новорожденные галактики, а наоборот, сжимаясь, коллапсируя в одну точку, чтобы снова уплотниться в сингулярность и послужить материалом для нового Большого Взрыва.