— Хм. Без дураков значит. Ладно, — устраиваясь поудобнее на коряге и прилаживая двустволку на коленях, согласился Устин. — Началось это давно. Старец Никодим не помнил в какой именно год, разве только говорил, что не за долго до того, закончилась крымская война. Он тогда в этих краях вместе с отцом, промысловой охотой пробавлялся. Молодой ещё был, совсем мальчишка. И вот однажды его ударило молнией. Странной такой молнией, да ещё и в ясную погоду. Вот здесь и ударило. Если бы был один, то непременно погиб-бы, а так батюшка вынес, а сельская лекарка выходила.
Потом, начались разные странности. Когда он выздоровел, то у него проявился гипноз. Это сейчас всё так просто звучит, а тогда он столько страху натерпелся. О даре своём молчал, чтобы не дай Господь никто не прознал. Через какое-то время, оказался он опять в этих местах и обнаружил радугу.
Частенько он приходил полюбоваться ею. Она словно манила его. Он и сам не помнил сколько лет прошло, прежде чем он догадался открыть портал. Это сейчас мы все начитанные, а тогда. Словом открыл он для себя новый мир и сам же этого испугался. Года три, ходил сторонкой. Но потом всё же решился, шагнул за грань.
Но о новом мире он опять и слова никому не сказал. Всё опасался, людей. Хаживал туда время от времени, даже дружбу свёл с одним тамошним зверем. Но добычу от туда не носил, всё опасался, что может кто прознать.
А потом грянула революция. Большевики начали жечь церкви и иконы, да убивать священников. Тут верстах в пятидесяти была деревенька, Ключевая, называлась. Вот от туда и был старец. Нагрянули однажды красные, устанавливать советскую власть и решили они начать с церкви. Идиоты. Разве можно так со староверами.
Словом, хотели они пожечь церковь, а пожгли их. Согнали в старый сарай и пожгли. Кто уж мёртвый был, кто нет, разбираться не стали. Всех придали очистительному пламени. Осатанел в тот день народ.
А на следующий день стали думать и гадать, как быть. За этим отрядом красных может явиться другой, побольше. Укрыться в лесу? Так ведь могут и выследить. Вот тут-то в село и пришёл старец Никодим. Он к тому моменту уж срубил себе заимку, на том самом месте, где нынешняя стоит, и жил в уединении.
— Получается, что этот самый старец Никодим, переселил на ту сторону всё село?
— Именно. Полтораста человек. Со скотиной и скарбом. И сам старец переселился на землю обетованную. Да только пожить там у него вышло не так чтобы и долго. Староверы-то мы староверы, но кто же откажется от того, что может быть полезным в хозяйстве. Тот же керосин, патроны, да и мало ли что ещё.
— Похоже, потребности не так уж и велики. Если никто ничего не заметил?
— А много ли человеку нужно? Железо и уголь нашлись там, как нашёлся и свой кузнец. Так что, с инструментом проблем никаких. Но и в местном товаре нужда образовалась. А тут ещё и золотишко в одном ручье нашлось. Старец-то он старец, да только свои думки всегда имел. К примеру на своей заимке разводил пушного зверя, а по зиме ещё и охотился.
Вот и решил он, не терять свою выгоду. Открыл там лавку, да к ней приставил сына. А сам на свою прежнюю заимку. Он к тому времени уж вдовым был, вот и поселился сам, только и того что постоянно шастал между мирами. Доставит товар сыну, тот в лавке сменяет его на золото. Старец то золотишко несёт перекупщику, словом, криминалу сдавал, а на вырученные деньги покупал нужный товар. Потом по реке доставлял сюда, и на подводах за грань.
— Лихо. Уж не миллионером ли он стал? — Не выдержав хохотнул Александр.
Но для себя всё же отметил, что старик больше думал о людях оставшихся там, а не о себе любимом. И ведь тоже пришёл к тому, чтобы освоить и заселить этот новый мир. Может этот поток, вкладывает в мозги избранного необходимость подобного шага? Да кто же его знает, может он что-то вложить или нет.
— Если бы хотел, то стал бы, — словно подтверждая мысли Александра, ухмыльнулся Устин. Ладыгин уже давно никак не влиял на него. — Шутка ли, взглянув на человека, он мог заставить его отдать последнее. Но ему и так хорошо было, на жизнь хватало, даже с избытком. Он всё больше об общине пёкся. Хотел бы нажиться, здесь бы стояли хоромы.
Но как ни крепок был старик, года начали брать своё. Появилась потребность в помощнике. Тут-то я и подвернулся. Непоседа, всё время грезящий о том мире, который деды оставили. В общине на меня разве только ленивый не шикал. Вот старец и забрал меня, чтобы к делу семейному приставить.
— Погоди. А сколько ему лет-то было? И почему к делу семейному именно тебя.
— Лет было много. Он уж и сам счёт потерял. Меня выбрал потому что непоседа, всё-то мне интересно и везде хочется новизны. Община наша к новинкам с пониманием, но так, чтобы без излишеств. Ну и как прапраправнука старца. Там же меня женили на Глафире, благо мы уж давно глаз друг на дружку положили, и отправили сюда.