Колонисты

Впрочем, Иваныч тоже не спешил сдаваться — он явно понимал, чем ему это грозит. Не зря ведь пошел на столь отчаянный финт — напугал меня несуществующими подельниками, отвлек. Я подозревал, что и очередь он пустил по мне впопыхах. Для него главное было уйти, а останусь я в живых или нет — уже вторично. По большому счету, если бы он хотел меня убить, то не пытался бы сбежать. Ну, промазал раз, и то лишь потому, что я так резко дернулся в сторону. Наверняка, если бы кто-то другой был на моем месте, он бы просто повернул голову назад. И естественно, был бы убит Иванычем. Тем не менее, если бы Иваныч хотел, то после первой выпущенной им очереди он бы не убежал, он остался бы на месте и попытался бы таки меня достать. Но он струсил, не захотел вступать в бой.

Короче говоря, мое предположение, что у него кишка тонка, чтобы убить человека, было наиболее вероятным.

Мы бежали по темному лесу, однако я уже начал замечать признаки приближающегося рассвета — та самая серость и туман стали теснить ночную темень.

Иваныч, меж тем, выскочил на поляну и как заяц, прыгая из стороны в сторону быстро ее проскочил, скрылся за деревьями на противоположной стороне.

Черт его знает, о чем я думал в тот момент. Может просто меня гнал азарт, может уверенность в том, что Иваныч побоится останавливаться и стрелять в меня, но я бежал прямо, как носорог. Сквозь кусты, по густой траве, даже не пытаясь повторять маневры Иваныча. А зачем? Я прекрасно его видел и шарахнулся в сторону сразу же, как только заподозрил бы, что он собирается стрелять в меня.

Я был уверен в том, что он рыскает из стороны в сторону только потому, что боится получить пулю в спину. Оказалось, что я заблуждался. Была причина для столь странных маневров.

Резкая боль пронзила ногу, меня дернуло назад, и я рухнул на землю.

Боль была настолько сильной и неожиданной, что я заорал во все горло, и лишь потом посмотрел на раненую конечность.

В правую ногу вцепился самый настоящий медвежий капкан.

Я попытался его снять, вот только все мои попытки оказались тщетными — расщепить, разогнуть стальные челюсти руками мне не удалось.

— Эй, Мик! — донеслось из зарослей.

— Чего тебе? — прорычал я, отдышавшись.

— Видишь, до чего тебя довела жадность и мстительность?

— И до чего же?

— Ты теперь попал парень, попал…

— Это мы еще посмотрим… — пробормотал я, схватился за капкан и вновь попытался его разжать.

— Очень скоро ты либо потеряешь сознание от болевого шока, либо попросту сдохнешь от потери крови! — с ехидством в голосе вещал Иваныч. А я, стараясь абстрагироваться от боли, вертел головой, силясь понять, где именно он находится.

— Это мы еще посмотрим! — уже крикнул я и дал очередь из ИВы в место, где, как мне казалось, засел Иваныч.

— Не трать мои патроны, парень! — вновь съехидничал Иваныч.

— С чего это они стали твоими?

— Я подожду здесь, и когда ты потеряешь сознание или умрешь — приду и все заберу. Слышишь, парень? Заберу все. И знаешь, кто в этом будет виноват? Ты! Ты и твоя жадность, мстительность. Зачем ты гнался за мной? Зачем стрелял в меня? Видишь, что из этого получилось? Видишь, к чему это привело? Это карма парень, это мгновенная карма!

Пока он нес свою околесицу, я выудил мачете, воткнул между зубьями капкана и попытался их разжать. Сдвинулись, но освободить ногу не смог. Тогда начал совать приклад ИВы.

— Но ты можешь со мной договориться, Мик! — продолжал нести свою околесицу Иваныч, — я-то ведь не злопамятный! Я готов тебе помочь. Я вытащу тебя из капкана, парень! Мы можем забыть о своих разногласиях и разойтись друзьями. Что скажешь?

Угу! Я почти поверил. Более чем уверен, стоит подпустить его ближе и… И что? Убьет меня? Нет, скорее дождется удобного момента, заберет у меня оружие, заберет мои вещи и свалит, оставив в капкане.

— Так что скажешь, Мик?

— Иди в задницу, Иваныч! — откликнулся я.

— Зря ты так, парень! Очень зря! Я ведь хочу тебе помочь, я ведь не желаю тебе зла…

Ну да, ну да…

Через минуту, тянувшуюся, как мне казалось, целую жизнь, нога была свободна. Я работал прикладом Шендровой винтовки как рычагом, смог развести зубья ловушки и вытащить ногу. Хотя, не сказал бы, что стало намного легче — нога, словно огнем горела. Выудить же из капкана винтовку я смог за секунды.

А Иваныч продолжал заливаться соловьем, то пытаясь убедить в своей кристальной честности, то задавая вопросы, причем провокационные, оскорбительные, явно ожидая ответа. Я смекнул, чего он этим добивается — проверяет, в сознании я или нет.

Ну-ну…

Продолжалось это минут пять, и ни разу я не подал голос. Иваныч должен был решить, что я отключился. Впрочем, он бы был недалеко от истины — нога болела. Прямо-таки горела и на глазах опухала. Плохо — все признаки перелома на лицо. И что делать с поломанной ногой посреди леса? Помирать только.

Я заметил движение возле одного из деревьев на другой стороне поляны. Тут же выпустил туда очередь и пожалел об этом. Нужно было еще выждать, рано начал стрелять. Увидел только, как седая башка мелькнула над травой, и Иваныч вновь спрятался за дерево.