Колонна Борга

— Извините… фрау, — смущенно поправился Шольц. Он настолько смутился, что у него вдруг запотели стекла очков. Он положил портсигар на стол, достал носовой платок с монограммой и принялся тщательно протирать толстые стекла. Анна с удивлением отметила, что он действительно смутился, и на щеках выступил юношеский румянец, что было весьма странно для мужчины, которому далеко за тридцать. А когда он поднял глаза, его взгляд оказался каким-то по-детски растерянным. Такой взгляд бывает у очень близоруких людей и, учитывая, какую мощную оптику таскал на носу очкастый ариец, это было вполне естественно. Но взгляд тронул Анну, она улыбнулась и спросила:

— Итак, пиво?

От ее улыбки Шольц окончательно смутился и задел локтем портсигар, который немедленно упал на пол. Анна, грациозно присев, подняла портсигар и положила его на стол. И тут увидела такое, что у нее на мгновенье перестало биться сердце: на латунной крышке портсигара блестел диск с рождественской звездой. Маленький золотистый диск с изрезанным зубчиками нижним краем.

— Что это? — услышала Анна свой голос. Как будто это был не ее голос. Ее пальцы коснулись звезды, ощущая знакомый рельеф.

— Это мой талисман, фрау, — ответил Шольц. — Мой отец ушел на войну, когда я спал. Утром на столике рядом с кроватью я нашел эту звезду. Я думаю, что отец оставил мне ее на память, хотя моя мама ничего этого не помнит.

— А отец? Что сказал отец?

— Он ничего не сказал, — покачал головой Шольц. — Он погиб через два месяца.

— Так… пиво! — спохватилась Анна, с трудом отводя глаза от звезды. — Что еще вы желаете?

Завсегдатаи трактира немало дивились тому, что госпожа Мюллерова не отходит от немца. Впрочем, дальше этого дело пока не зашло. Когда настало время закрытия, трактир опустел, а Шольц продолжал сидеть за столиком, глядя на Анну. Потучек гневно гремел кружками, пока Анна ему не сказала:

— Иди домой, Тонда, я сама управлюсь.

Потучек ничего не сказал, лишь неодобрительно покосился на немца и вышел. Анна закрыла трактир и обратилась к Шольцу:

— Идемте, господин офицер, я угощу вас кофе. У меня есть хороший кофе, довоенный. А прислуги в доме нет, я всех отпустила на рождественские праздники.

— Благодарю вас, фрау, вы необычайно добры, — смущенно проговорил Шольц и добавил чуть погодя, — меня зовут Понтер.

Они проговорили всю ночь на кухне госпожи Мюллеровой. Шольц оказался бывшим преподавателем литературы. Несмотря на близорукость, он был хорошим спортсменом. Спортивные достижения, а также активная работа с молодежью в гитлерюгенде оказались причиной того, что его призвали в войска СС. Он должен был служить в дивизии СС Гитлерюгенд, но в итоге его резервная рота оказалась здесь.

— Это чудо, что я оказался здесь, — заметил Шольц и, чуть помедлив, признался:

— Увидев вас, я понял, что это — чудо.

— Почему? — спросила Анна, ощущая непривычное волнение в груди, — почему вы так говорите?

Шольц смущенно снял очки, потом снова одел их и вдруг начал читать стихи:

Твои глаза — сапфира два,
Два дорогих сапфира.
И счастлив тот, кто обретет
Два этих синих мира.

Твое сердечко — бриллиант.
Огонь его так ярок.
И счастлив тот, кому пошлет
Его судьба в подарок.

Твои уста — рубина два.
Нежны их очертанья.
И счастлив тот, кто с них сорвет
Стыдливое признанье.

Но если этот властелин
Рубинов и алмаза
В лесу мне встретится один, —
Он их лишится сразу![7]

Анна рассмеялась:

— У меня нет властелина. А чудо… Подождите минуту, Гюнтер!

Анна почти бегом поднялась наверх. Она достала из комода старую шкатулку, на дне которой хранилась латунная звезда. И вернулась на кухню. Она молча взяла портсигар Шольца и приложила звезду. Зубчатые края дисков идеально совпали.

— Вот оно, чудо! — негромко прошептала Анна.

Так началось… Что началось? То, что видел весь город. Как к этому отнеслись жители города? Анне и Понтеру это было безразлично. Они полагали, что это чудо: совпали края их дисков с рождественскими звездами. Они не знали, что фабрикант этих рождественских звездочек предусмотрительно сделал так, чтобы зубчики дисков совпадали всегда. Так что если бы они не совпали — вот это и было бы действительно чудом! Их не смущала разница в возрасте: Анна с годами сохранила свою красоту. Циник добавил бы, что Шольц к тому же был близорук… Впрочем, все эти объяснения — чушь! Просто они полюбили друг друга — и все! Романтика во время войны?! А что еще можно ожидать от вдовы-девственницы и офицера СС — поклонника запрещенного еврейского поэта Гейне?