Колорады

Книга моя о войне, но каждое слово в ней заряжено миром. Сглаживать углы должны переговорщики и парламентеры. В сюжете конфликт непримиримых сторон, раскачанная извне ситуация. Ответственность за ее нагнетание никогда не разделят между собой протагонист и антагонист. Полутона в тылу. На линии соприкосновения черно-белые краски.

В издательстве после получения аннотации, зная меня, все-таки пять книг вышло у них, мягко поинтересовались: «А нас не привлекут за разжигание?»

Я спокойно ответил: «Не привлекут, но книга очень жесткая по отношению к неонацистам и униатам. А этих уродов бояться не стоит! В диалогах есть обороты, можно зацепиться, но они заложены в уста типичных героев и не отражают позицию издательства. Разговорная речь в художественной книге не может быть рафинирована. Тогда будет утрачена жизненность. При этом основной лейтмотив: амеры разожгли рознь между братскими народами. Что есть не разжигание, а попытка примирения. Так что нет, не привлекут. Но неприятие в Киеве книга вызовет однозначно».

Сказал так, а сам задумался. Может, и впрямь не стоило!? Может, остановить все?

И все-таки я решил доделать работу. Роман рождается с изданием. С бумажным переплетом. Электронные буквы мертвы без чувственных тактильных ощущений. Они и есть жизнь, не виртуальная, а настоящая. Прописные истины. Да, но зачастую они соизмеримы со скрытой мудростью парадоксов.

Добро можно осязать лишь на фоне зла, мир наступает после войны. Книга должна быть написана и выйти в свет… Если она создана для света.

Перфекционизм хорош, только если не вредит результату. Избыточное самокопание и шлифовка текста убивают эффект чуда, фатума, судьбы рожденного в порыве вдохновения произведения, которое обязательно должно зажить собственной жизнью с того самого момента, как автор поставил финальную точку.

Я нажал на Enter… Чтобы отправить в издательство, специалисту в покерной игре, ополченцам, мнение которых особенно дорого.

Ведь они до сих пор там, на передовой. И именно они главные инсайдеры, которые дали идею, натолкнули на мысль. А один из них, тот самый седой весельчак, бывший ГРУшник, уже 14 лет как уволенный в запас, прямо сказал: «Нужна такая книга. Я бы сам написал, если б мог. Молодежи мало. А с той стороны очень много. Патриотическое что-то должно быть у нас! Не отупляющее, а укрепляющее дух, просвещающее молодежь»…

Они выполнили мою просьбу. Прочитали. И сказали: «Спасибо…»

Глава 1. Хлеб

Подросток лет пятнадцати, рыжий и веснушчатый, с немного вздернутым носом, попросил у меня хлеба. Пацан был уверен, что я помогу.

Наверняка он видел, как я, словно Рэмбо, бряцал затвором своего АК-47М с «подствольником», разгоняя стаю мародеров возле многоэтажки в Киевском районе города, куда давеча попала мина прямиком с Донецкого аэропорта. Он словно завороженный наблюдал, как я вырвал из рук татуированного детины, возрастом немногим старше его, юную девушку. Как снял балаклаву с ее головы и вернул шерстяную черную маску с прорезью обратно на голову невменяемого злодея, только тыльной стороной. И как потом я лично затолкал мародера в багажник, бросив водиле: «Вези расписного на скотобойню!»

Наверное, в представлении паренька я выглядел командиром. На самом деле я был в его городе гостем, обычным добровольцем из Крыма. Сюда привела меня судьба. А я был фаталистом, не мог молчать, когда внутри кипит, не мог скрывать, когда был не согласен, не мог сидеть в стороне, когда можно было бы и понаблюдать из норки. Уж таким уродился, возможно, себе на беду.

В Крыму после прихода «вежливых» на постоянное расквартирование самооборону разогнали, вернее, не поставили на довольствие. Казаков тоже поблагодарили, после чего Круг велел собираться на Донбасс к братцам. Добровольных дружинников из сокращенных офицеров и отпускников устно поблагодарили и тоже рекомендовали вернуться в места постоянной дислокации, в части и на «коробки». Вот и оказался я волею Провидения и по собственному разумению в отряде «колорадов», состоящем из местных и уроженцев Ростовской области. Пятьдесят на пятьдесят.

Местные были из захваченных Крамоторска, Дебальцева, из Лисичанска и Донецка. Россияне попадали в наше подразделение в основном из Аксая, Азова и Батайска. Из Ростова человек пятнадцать, не больше. Отряд по-военному назывался батальоном, причем из уважения к Войску Донскому считался он казачьим. Поэтому носили мы казачьи шевроны.