Колос времени [СИ]

Крестьянин, ворча, бросил жене вожжи и, обойдя телегу, уперся ладонями в борт. Под колесами сердито чавкнуло, телега, выехав из лужи, выровнялась и куда шибче покатила дальше. Подъем кончился, кобыла встрепенулась и прибавила ходу. Узкая колея вильнула, выводя на тракт, как будто совершенно пустынный в этот поздний час. Обрадованный этим обстоятельством крестьянин, кряхтя, залез на телегу и совсем уж собрался последовать совету жены, как вдруг та с силой вцепилась ему в рукав и, трясясь от страха, воскликнула:

– Ой, Улдис, пропали мы с тобой!

– Да что такое? – встревожился латыш, поворачивая голову из стороны в сторону.

– Там на дороге призрак!

– Да что ты несешь! Откуда здесь призраку взяться, коли еще не стемнело? Известно, что призраки с темнотой появляются, да и то видят их на пустоши и в болотах, а на дороги они не выходят…

Но рассудительные слова мужа оказали на крестьянку совсем иное действие – она тряслась все сильнее и норовила спрятать лицо у него на плече.

– А я тебе говорю – призрак там! Видишь, стоит и вздыхает… Ой, спаси нас Господь! Он никак к нам идет!

Латыш насупился, незаметно осеняя себя крестным знамением. Видел он плохо, а в надвигающихся сумерках трудно было разглядеть что-то дальше лошадиной холки, но через некоторое время на дороге и вправду показалась медленно идущая фигура. Верно, вглядевшись в нее повнимательней, мужчина слегка успокоился и, усмехнувшись в бороду, дернул за вожжи. Жена тоненько завыла, прижимая ладони к лицу, но крестьянин насмешливо пихнул ее в бок:

– Гляди на свой призрак, Илзе. Это ж девчонка совсем, не старше нашей Ануси. Глянь-ка, еле идет… заблудилась, наверное.

Женщина недоверчиво скосила глаза поверх ладоней.

– А тебе почем знать, девчонка это или нет? – сварливо отозвалась она, понемногу приходя в себя. – Бывают ведь такие призраки, что от людей не отличишь. Худшие из них от тех, кто погиб напрасно или умер без покаяния худой смертью – таким не страшен ни крест, ни храм Господень. А бывают и такие, что кружатся над дорогой и липнут к путникам, и никак от них не отделаешься, разве что солью, да святой водой, да молитвой, тогда они возвращаются в землю…

Она бы еще долго могла распространяться о нечистых духах и способах их упокоения, но в этот момент телега поравнялась с бредущей девушкой, и крестьянку вновь охватил страх. Незнакомка выглядела и двигалась впрямь как не живая: два шага сделает – остановиться, постоит – и дальше идет, спотыкается. Длинные распустившиеся волосы серыми сосульками падали ей на плечи и грудь, скрывая лицо, а темный плащ (широкий, простой, но тонкого дорогого сукна) волочился по земле оторванной полой и сам до половины был забрызган грязью. Дрожа как осиновый лист, латышка еще крепче вцепилась мужу в локоть, громко шепча, чтобы не смел даже заговорить с девицей, но та сама повернулась к телеге, слабым голосом восславив Христа. Потом тихо-тихо (крестьянин даже наклонился вперед, чтобы расслышать) попросила подвезти ее до ближайшего селения.

Пока латыш, натянув поводья, прикидывал так и сяк, то с сомнением поглядывая на девушку, то отмахиваясь от зудящей над ухом жены, на дороге как из под земли возникла группа всадников, которые, рысью подскакав к телеге, осадили лошадей и закружились рядом, бесцеремонно светя факелами в лица путников. Перепуганная латышка с воплем повалилась в телегу, закрывая голову руками, латыш замер, невольно втягивая голову в плечи, а девушка напротив откинула волосы с лица и подалась вперед с лихорадочно блестящими глазами.

Всадников было человек десять, судя по виду все – воины в легких панцирях с чеканными наплечниками, но без шлемов, их заменяли круглые меховые шапки с султанами из ястребиных перьев. Их предводитель, худой, надменного вида молодой темноволосый мужчина в камзоле рубчатого бархата с золотым шитьем, с богато отделанным поясом и оружием при нем, с аграфом из драгоценных камней на шапке, что-то сказал своему ближайшему спутнику – кряжистому, седому, с пышными усами, кольцами спускающимися на грудь, и тот произнес по-немецки, сильно коверкая слова:

– Не бойтесь нас, добрые люди. Мы христианам вреда не причиним.

– Слава Иисусу Христу, – помедлив, откликнулся крестьянин, и всадник слегка дернул уголком рта, что должно было, по всей видимости, изображать улыбку.

– Слава Иисусу Христу, – чуть пришепетывая, повторил он, склоняя голову. – Скажи, человек, куда ведет эта дорога?

– Куда? – Крестьянин с сомнением оглянулся на тракт, словно видел его впервые. – Так ведь к замку Сесвеген…

– Повезло нам, ваша милость, заночуем под крышей, – заметил седоусый уже по-польски, обращаясь к начальнику, между тем заметившего девушку и уже не сводившему с нее глаз. – Слышите вы меня? Как я и говорил, это дорога на Сесвеген. Эх, жаль, что оттуда прямого пути к Вендену нет, придется крюк делать и ехать-таки через Эрле.

Молодой человек рассеянно кивнул и распорядился:

– Узнай, кто эта барышня? Откуда она и куда направляется?