Колоски (СИ)

— А большинство и не живут. Так, существуют, — высказал Артём давно бродившую в голове мысль. — Знаешь, мне кажется, что большинство людей просто не успевают понять, что они живут. Тянут день за днём, изо дня в день, а потом умирают, и всё. Или осознают в старости, когда жить-то уже поздно. А на некоторых смотришь, и понимаешь — они мёртвые. Внутри. Двигаются, разговаривают, а внутри давно умерли. Но как раз такие самые активные. Создают видимость жизни — и для себя и для других.

— Да, когда я был… была вампиром, мне тоже приходило это в голову. Когда ты не-мёртвый, жизнь осознаётся гораздо острей, впрочем, как и всё утраченное.

— Да… Вэйт! Не уходите! Пожалуйста! Я не хочу всю оставшуюся жизнь остро осознавать утрату вас! Я сделаю всё, что угодно, и это не только для меня! Знали бы вы, сколько людей дико, неистово просто мечтают о волшебных существах и магии! И опять же не для себя! Вот, смотрите: у меня собраны книги, и это всё — о вас! Это не просто книги, это целые миры. И почти в каждой говорится о том, что наш мир без вас умирает! Не ради нас, не ради людей — но ради самого этого мира — не уходите, Вэйт! — Артём сам поразился своему красноречию, но мысли эти в его голове жили уже давно. Насмотрелся он на «эльфов», оставляющих после себя кучи мусора и вытоптанные поляны. Мир — это дом. Дому нужен один постоянный хозяин, а не существа-однодневки. И вот хозяин перед ним. Он сегодня видел, нет, почувствовал, как преобразился их уголок парка — вот бы везде так! А Вэйт, пораженная его горячностью, долго молчала. Это уже было не смешно, это был вопль о помощи.

— Но я не смогу здесь жить, Артём! Я и дышать-то здесь без фильтра не могу! Здесь всё отравлено — воздух, вода, земля. Даже там, где ты работаешь, и то плохо. Я, конечно, сделала кое-что, и там, и тут — но это не метод! «Очищение» просто оттесняет грязь в стороны, а не уничтожает. Внутри «Полога» хорошо, а снаружи становится ещё хуже. Концентрированней, понимаешь? Можно, конечно, постепенно сгребать грязь в определённое место и выжигать, но её здесь слишком много, меня на всё не хватит! И очень громко у вас здесь, ты этого не чувствуешь, но у нас уши устроены иначе. У меня ещё с ночи заглушки стоят, иначе голова бы уже лопнула!

— Да… извини, я дурак, — сник Артём.

— А если спеть здесь «Созидание», исчезнет практически всё, вся ваша… цивилизация. Она слишком уродлива и дисгармонична, прости, но это правда. У нас было нечто похожее, но не было вот таких… самолётов, да? Будь такое у наших людей, мы бы не победили. Извини, но на одной войне меня уже убили. И вряд ли кто-то из наших согласится придти к вам жить.

— Но, Вэйт, это просто город, а есть и леса! Немного отъехать, километров семьдесят — и там уже нормально.

— На чём отъехать, Артём? — грустно засмеялась Вэйт. — Мы только вышли на улицу, а у меня уже фильтр отказал, пришлось тебе меня дворами вести. А порталы здесь легко строить не получится, ваш мир мне чужой, он не откликается. В мир надо вжиться, сродниться с ним, и он должен нас принять, а это лет сто, как минимум. Инерция, понимаешь? Не наша — мира. Здесь есть магия, но вы ею не пользуетесь, и она… неприрученная, понимаешь? Но я здесь столько не выдержу, я через пару лет если не умру, то с ума сойду точно. Слишком всё уродливо и ядовито. Вот музыка у вас хорошая… Отчаянная.

В хорошую погоду сумерки летом длинные, лиловые, прозрачные и призрачные. А в пасмурную — хлоп, и темно уже почти, и свет последний сочится болезненный, анемичный. И яркий голубой неон среди серой мути — резью по глазам.

— Ракета, что ли? Ой, нет, НЛО! Смотри, летит! А я не верил!

— Где? Это? Не-е, это мне по шее сейчас прилетит.

И Артём вдруг испугался, панически и жалко. Метнулся пару раз глазами по комнате, сгрёб Вэйт в охапку и, не обращая внимания на вопли, запихнул в платяной шкаф, бормоча:

— Посиди пока. А я с ними поговорю. По шее! Я им сам по шее! Я им по такой шее! Посиди, я их всех счаз… — и поспешно бросился закрывать окно. И закрыл. А за спиной в комнате мигнуло голубым неоном, и мужской голос спросил:

— Вэйт? Ты в беде?

— Нет, — сварливо отозвалась Вэйт, — я в шкафу.

Дверь шкафа, не закрытая на ключ, медленно и скрипуче отошла. Розовая от досады и смущения Вэйт грозно сверкала одним зелёным глазом, другой скрывался под косо свисающими с головы брюками, а тела и не видно было из-под вороха одежды, свалившейся с вешалок при энергичном запихивании в шкаф самой большой драгоценности в жизни Артёма.

— При… Приба… Прибарахлился-а-а… — едва сумел выговорить Дон сквозь душащий смех и сполз по стенке шкафа на пол — поржать с удобством. Рогана тоже пробило на жеребячий ржач, даже Вэйт в конечном счёте засмеялась. Третий, золотоволосый и большой, как медведь, хрюкнул, но сдержался. И на остальных очень строго посмотрел, Роган чуть не подавился. Но, даже при грозных взглядах, на обещанное «по шее» ситуация походила слабо, Артём растерялся.

— Ри, только ты ещё не кормлец! Выпутай меня, пожалуйста.