— Вышло… Вот тебе и вышло… — пробормотал Берт и с силой потёр ноющий лоб. Вместо лютой драки с коварным носферату получился анекдот и ещё один подопечный. И что делать? Не бросать же этого мальчишку, по-своему, для сына рыцаря, вполне порядочного, на произвол судьбы? Уйти порталом на Броккен втроём? Или поехать в его карете? Это долго, а время терять не хочется. С другой стороны, в карете можно поставить для Берта жаровню, а не мёрзнуть на голой горе. И от дневного света карета наверняка защитит его подопечных лучше, чем какой-нибудь сарай, да и будет ли тот сарай? Не густо там народу, на Броккене. Почти никого. Ладно, ещё есть время, до утра сообразим. — Так. Бери кружку, пей. Не бойся, не святая вода. Это молоко, яйца и мёд. Завтра ещё куплю, а пока на вас двоих полкувшина. Пей-пей, плохого не посоветую. Дальше. Поедем на Броккен, как — ещё не решил, сейчас буду собираться. Подробно расскажу по дороге, а пока делай, что скажу. Если ты в своём уме — помогай. Если нет — лучше сразу скажи, тут и упокою. Дальше. Будешь девочку обижать или командовать по старшей крови — опять же упокою. Мне проблемы не нужны, мне ехать надо, девочку спасать.
— Стоит ли таких трудов? Зимой? На Броккен? — тяжело, исподлобья, уставился на Берта вампир. По комнате опять поползли тени, зашептало в углах. — Очистительный костёр для спасения души и во дворе разложить можно. Наслышан, как вы нас… спасаете…
— Тьфу! Я тебе уже сказал, что ты дурак? Могу повторить, — обозлился Берт. — С вершины Броккена открывается путь в мир фэйери. Там таких, как вы, полно, целое государство.
«Чокнутый», явственно отразилось на лице вампира.
— Ещё раз говорю: дурак. Я там жил полгода. Как ты думаешь, почему на меня твои штучки не действуют? А? Да потому, что защиту сам райн Донни ставил, и ему не четырнадцать лет, а больше шестисот. Раз говорю — спасать, значит — спасать! И не говори мне, что фэйери не бывает, в зеркало, вон, на себя посмотри — много увидишь? Так, может, и тебя не бывает?
— И вы считаете…её душу ещё можно спасти? — тихо спросил вампир. — А мою? Или я уже навечно… проклят?
— Тьфу, ну, вот как тебе объяснять, а? Души у вас и так живые, пока вы на крови не спились и себя не потеряли. От людей я вас спасу, от их страха. А от самих себя вас фэйери спасать будут, объяснят, как себя вести, чтобы тварью не стать. Уж с Божь… гхм… нормально, короче, если дурить не начнёшь. Пей молоко, говорю! Быстро! Да не через край, дубина, клыки же мешают! Вон соломина торчит, возьми в рот — и тяни. Вот так-то! Ох, грехи наши тяжкие! Прости, Го… умпф… да молчу, уж не дёргайся! Минна, выходи, мы договорились, — Бертольд смёл с пола чеснок в миску, погасил лампаду и снял образа с двери. Минна нерешительно выглянула и вышла в комнату.
— Ульрих фон Штольц, — отработанно поклонился вампир. И недовольно добавил: — Младший.
— Но… это не тот… — удивилась Минна.
— Минна, как ты себя ведёшь? — нахмурился Берт.
— А… Ох, простите, — поспешно присела Минна в церемонном реверансе: босиком и в погребальном платье, больше похожем на ночную рубашку. — Вильгельмина Роммберг, ваша честь!
Вампиры переглянулись, и вдруг оба прыснули и расхихикались совершенно по-детски. Берт плюнул и пошёл наверх собираться. Вот же сподобил Господь! Кто бы мог подумать! Господь всемогущий, молился он, собирая тёплые вещи, все, какие есть, прости их и помилуй, ибо не ведают, что творят! И избави меня, недостойного раба твоего, от греха гордыни, ибо не ведаю и я, что творю, и зачем я это творю, Господи, Боже мой? Но не могу же я их просто убить, ведь это дети! Несчастные, запутавшиеся — и они прокляты? Прости меня, Господи, но я не могу. И не морок это, потому как лежит на мне заклятье райна Донни, тьфу, чёрт, прости, Господи, но лежит, да, а что тут сделаешь? Но это же заклятье ПРОТИВ принуждения и морока… или нет? Или оно и принуждает меня, доброго католика, помогать этим отродьям дьявола и исчадиям тьмы? Ох, Господи, не знаю, но иначе не могу! Не могу! И пусть я проклят буду вместе с ними, но душа моя будет спокойна. Но ты же не допустишь, Господи?