Колоски (СИ)

— А… Ой, прости-прости, забыл-забыл! Я же читал, тебе же нельзя, чтобы кто-то нравился, да-да… — замахал руками Йэльф. — Ну, как тебе не стыдно, детка, что ж ты ржёшь-то непотребно уж совсем? — укорил он Дона, но, вскакивая, тоже хихикнул. Невысокий, гибкий, рядом с ним даже Дон казался большим и тяжеловатым, а Берт и вообще почувствовал себя неуклюжим медведем. — Ну, вставай, вставай, дружок, ты живой, а пол холодный, простудишься ещё, — протянул вампир Берту руку. — Там у меня и столик накрыт, и креслица стоят, и ржать там ещё лучше, правда-правда! Там такое эхо! Как хихикнешь — прямо звон в ушах стоит!

Тонкая, с длинными пальцами рука оказалась сухой, прохладной и, вполне ожидаемо для Берта, нечеловечески сильной.

Подхватив Берта под локоток, Йэльф провёл гостей через высокую белую двустворчатую дверь в гостиную. Локоток он крепко прижимал к своей подмышке, потому что был Берту по плечо, и, заглядывая снизу вверх ему в лицо, на ходу объяснял:

— Люблю я почитать ерунду всякую, начну ржать — эхо и подхватит, и ещё смешней становится! Так и хихикаю часа по два над каждой строчкой! Очень выгодно, а то читаю я быстро, только начнёшь — а книжка уж и кончается, просто разорение на этих книжках, правда-правда! Такая чушь — и так дорого! А видеошар не могу смотреть, совсем не могу. Прямо тошнит, какую чушь показывают, и не смешно совсем!

Берт опасливо косился на своего провожатого и бросал беспомощные взгляды на Донни. Тоже нежить, но хоть знакомая уже. Красивый этот Йэльф, да, очень, но, видимо, откровенно чокнутый! Да и не мудрено: за восемь тысяч лет любой свихнётся! Дон ободряюще ему подмигнул и шепнул, наклонившись к уху, почти неслышно:

— Прикалывается.

Что это значит, Берт не понял, но Дон явно стремился его успокоить и подбодрить, и уже одно это Берта успокоило и подбодрило. Он перестал коситься и осмотрелся. А здесь действительно было хорошо. Большая полукруглая комната со сводчатым потолком и тремя закруглёнными наверху окнами, начинавшимися от самого пола, была почти пуста. Занавесок не было, из окон видно было только небо, а если подойти ближе — ещё и океан. Рядом с дверью вдоль всей прямой стены тянулся стеллаж с книгами, поднимаясь до потолка, у стеллажа приткнулась крашеная матовой зелёной краской стремянка, перед стеллажом разлапился большой низкий светло-зелёный диван с высокой спинкой. Примерно посередине — три зелёных мягких кресла стояли по сторонам накрытого белой скатертью столика. А на столике всё искрилось хрусталём и золотом, и блики отражались в голубом полированном камне пола. И всё остальное — простенки между окнами и потолок — было голубым, за исключением ослепительно-белых рам окон и четырёх золотых высоких канделябров на три светляка каждый, стоящих между окнами и в углах. В целом создавалось ощущение, что комнаты, собственно, и нет, а есть открытая площадка, по краю которой зачем-то поставлены три окна и канделябры.

— Нравится? — искоса заглядывая Берту в лицо, спросил Йэльф с такой надеждой, будто от этого зависела его жизнь. Дождался от Берта кивка с утвердительным мычанием и надулся от гордости. — Сам, всё сам! И мозаику на полу в холле сделал, и нарисовал, и положил, и здесь всё сам! И придумал, и сделал! Так забавно смотреть, когда приходит кто-нибудь и этак осторожно ногой пробует, не слишком ли глубоко! Утонуть в полу боится! — довольно хихикнул он. — Нет, книжки не сам, это я покупаю, и диван не сам. А остальное — всё я! А камень этот ещё и цвет меняет! Чтобы эффект не пропадал! Вот стемнеет — увидишь! Даже звёздочки появятся! А лестница? Лестница понравилась тебе? А? А? Тоже сам! А в ливень — знаешь, какой водопад красивый получается? У-у!

— Дед, кончай придуриваться! — плюхнулся в кресло и подобрал в него ноги Дон. — Райн Берт сейчас решит, что ты больной на всю голову, и разговаривать с тобой будет соответственно. Как с больным на всю голову. Тебе оно надо?

— Да что ты? Ну вот, вечно ты мне всё портишь! — надулся Йэльф. — Уж и поиграть нельзя, всё о деле, о деле… Может, хоть пока едим, похихикаем? Вот, смотри: ха-ха-ха! — громко захохотал он неожиданным басом. «Ха! Ха!», отозвались стены, Берт съёжился, Дон поморщился и недовольно покосился на Йэльфа. — Нет? Ну, как скажешь, — вздохнул Йэльф, и Берт поразился перемене, вдруг произошедшей с вампиром. Нет, он не стал менее красив, черты лица не изменились, но и мудрость веков не отразилась в его глазах. Зато отразилась вековая скука и сразу безнадёжно состарила молодое лицо. И стало неважно, мужчина это или женщина: какая разница, если это так же скучно, как и всё остальное… — Ты кушай, детка, кушай. А я постараюсь объяснить, зачем тебя позвал. А ты кушай, потом ты кушать уже не сможешь. Что ты так подскочил, бедненький? Да не съем я тебя, не бойся. Просто ты мне рассказывать будешь то, что в твои записи не попало, и кушать станет некогда. А вот уже потом я соглашусь удовлетворить твоё любопытство. Поэтому кушай, детка, кушай. Это всё — для тебя, нам и вина хватит.