– Я всегда был чересчур сдержанным, – сказал он, опустив голову. – Я боялся... сближения, думал, ты перестанешь меня уважать, если не будешь видеть во мне Полковника Резерфорда. – Он произнес звание как имя собственное. – И еще я боялся, что, однажды выбравшись из этой оболочки, я уже не смогу в нее вернуться и потеряю уважение окружающих. – Он сжал руку в кулак и приложил его к своему виску. – Мне больно об этом думать. Как я мог так высоко ценить столь жалкое сокровище – чье-то там уважение? Сейчас оно для меня ничего не значит. Все, что мне нужно, – это твое прощение и твоя любовь.
При слове «любовь» удивленное выражение ее лица сменилось каменной маской.
– Я тебя ненавижу! – сказала она свирепым ведьмовским шепотом. – И как только ты смеешь подходить ко мне с такими речами?! О боже!
У полковника сдавило грудь, в глазах поплыли полосы тумана, но он взял себя в руки и сказал:
– Хорошо. Если ты меня ненавидишь... возьми. – Он вынул кольт из кобуры и положил его на постель. – Возьми и прикончи меня. Я больше так жить не могу.
Долгую минуту она с вожделением смотрела на кольт; потом подняла взгляд на полковника и снова перевела его на оружие.
– Бери, – сказал он.
Лицо Сьюзен дрогнуло, а затем исказилось гримасой ужаса, и полковник догадался, что она узнала в кольте тот самый пистолет, из которого был застрелен Карраскел.
– Ну же... – Он взял кольт и приставил его дулом к своей груди. – Тебе осталось только нажать на спуск, это совсем не трудно.
Пальцы ее правой руки, лежавшей на обложке книги, конвульсивно согнулись, и полковник с тревогой подумал, что она может и в самом деле принять его жертву; однако она не дотронулась до пистолета и резко отвернула голову, так что он не мог видеть ее лицо.
Он положил кольт на ночной столик, придвинулся и навис над нею, упершись правой рукой в постель рядом с ее талией.
– Надо как-то жить дальше, Сьюзен, – сказал он. – Это не может продолжаться вечно.
Он осторожно наклонился и поцеловал ее в шею. Она замерла. Все так же осторожно он отнял у нее книгу и переместил ее на столик. Он поцеловал ее в подбородок, уловив подавленный вздох, и распустил пояс шелкового халата. Она не отвечала на его поцелуи и прикосновения, но и не сопротивлялась, – на большее он пока и не рассчитывал. Медленно и нежно он побудил ее уступить, и когда он опустился на постель меж ее ног и почувствовал, как плоть ее подается под его напором, полковник испытал необычайное, ни с чем не сравнимое и до сего момента ни разу им не испытанное наслаждение.
За исключением пластиковой бейсбольной биты, выглядывавшей из-под дивана, общая комната в домике-трейлере мисс Сноу не имела признаков места, в котором течет повседневная жизнь. Везде идеальная чистота и порядок, каждая вещь на своем месте, аккуратный ряд клетчатых подушек на бирюзового цвета диване, россыпь журналов на журнальном столике – ни дать ни взять картинка из рекламного буклета, правда, делая скидку на разномастную мебель, скорее всего поступившую с уличных распродаж, и аляповатые гобелены на обшитых крашеной фанерой стенах, своим появлением здесь явно обязанные бросовым ценам универмагов сети «Кей-Март»: тигр, под багровым небом крадущийся через золотисто-черные джунгли; Христос, в электрошоковых корчах умирающий за людские грехи; и – что-то новенькое – Джон Леннон в позе доброго ангела, но без крылышек. На мисс Сноу было розовое в мелкий белый цветочек домашнее платье с вырезом, чуть-чуть не достигавшим ложбинки на груди. От нее и пахло цветами, вернее, цветочной водой. Предложив Джимми сесть, она пристроилась на другом конце дивана. – Если бы я знала, что вы приедете, я бы съездила в магазин, – сказала она. – А сейчас я могу предложить только сок и... – она виновато улыбнулась, – порошковый лимонад.
– Спасибо, ничего не нужно, – сказал Джимми, снимая шляпу.
– Дайте ее мне.
Прежде чем он успел возразить, она завладела шляпой и прошла через комнату, чтобы поместить ее на длинный стол, отделявший это помещение от кухни. Приятно было посмотреть на то, как она ходит. Быстро и плавно. Розовое платье покачивалось в такт движениям бедер. Она села на прежнее место и улыбнулась Джимми:
– У вас для меня есть какие-то новости? Джимми как раз отвлекся, разглядывая две пряди темных волос, которые на манер бакенбард спускались вдоль ее щек, и поэтому несколько затянул с ответом.
– Да, – сказал он, – кое-что есть.
Она приняла позу заинтересованного ожидания: прямая спина, плотно сдвинутые колени, сплетенные пальцы рук.
– Профессор предложил за кольт семь тысяч, – сказал он. – Борчард поднял до семи с половиной.
– Семь тысяч – это было бы... – мисс Сноу воздела глаза к небесам, то бишь к потолку, и вздохнула, – чудесно.
– Не забывайте, сюда входят и мои комиссионные. За вычетом двадцати процентов ваша доля составит пять шестьсот.
– И все равно это больше, чем я надеялась получить, – сказала она твердо.
– Торги еще не окончены. Если я правильно поведу игру, профессора можно будет дотянуть до восьми тысяч. Это даст вам еще восемьсот долларов.