– Если вы о том, что она называет насилием, я... – Полковник прервался и продолжил после того, как Аарон, выйдя у него из-за спины, стал рядом с камином. – Я должен заметить, что ваша кузина не совсем точна в описании данного инцидента. Эта, безусловно, порядочная и искренняя, женщина в то же время склонна выдумывать истории, своего рода ложные воспоминания, предохраняющие ее от чувства вины – на мой взгляд, совершенно необоснованного – из-за не освященной браком физической близости с мужчиной.
– Я не вижу, каким образом ее внебрачная связь могла отразиться на воспоминаниях о ваших поступках.
– В тот вечер мы слишком разгорячились, – сказал полковник. – У нее возникли ко мне претензии по одному вопросу, и мы поспорили, но дальнейшее происходило по обоюдному согласию. Во всяком случае, она не дала мне повода в этом усомниться.
Аарон помешал угли кочергой, которую обнаружил на подставке рядом с камином, а когда огонь вновь разгорелся, подбросил в него большое полено.
– Это истинная правда... Клянусь! – сказал полковник.
– А угрозы? – спросил Аарон, продолжая возиться с дровами. – Ограничение свободы действий? Это все тоже ложные воспоминания?
– Я был вне себя. Совсем потерял голову. Мой бог, я был в нее влюблен! И я до сих пор ее люблю! Случалось, я вел себя не лучшим образом, я это признаю. Люди часто ведут себя неразумно, когда они влюблены... особенно, если у них не ладятся отношения с любимым человеком.
– В письмах ко мне кузина рассказывала о нескончаемых притеснениях, о муже-тиране, чья бесчувственность разнообразится лишь приступами жестокого самодурства. И вы предлагаете мне считать это все продуктами ее воображения? Право же, я не настолько глуп, сэр. И я не принадлежу к числу голодных псов, которые вертятся у вашего стола в надежде поймать случайно упавший кусок. Кузина не стала бы мне лгать.
– Постойте! – вскричал полковник. – О каком муже идет речь?
Аарон проигнорировал этот возглас. Последние из его собственных слов неожиданно посеяли в нем сомнения. А что если все, о чем писала Сьюзен, было такой же выдумкой, как и ее нежные чувства к нему?
Нет, он не мог в это поверить! Она солгала о своих чувствах, потому что не видела иного способа вырваться из удушающей атмосферы ненавистного брака; сама эта ложь стала возможной лишь потому, что ее нравственные устои были подорваны пагубным влиянием полковника.
– Расскажите мне о Карраскеле, – сказал Аарон. – Интересно будет услышать, как вы интерпретируете этот свой поступок.
– О чем вы говорите? – Полковник в очередной раз изобразил удивление.
– Должен ли я понимать это так, что вам ничего не известно о любовнике моей кузины и о его убийстве?
Полковник, похоже, начал впадать в истерику.
– Что вы несете? Да что с вами, черт побери?!
В глубине дома раздался телефонный звонок; полковник бросил быстрый взгляд в направлении звука.
– Это мои друзья, – сказал он. – Вероятно, хотят сообщить, что едут сюда.
– В таком случае пора заканчивать нашу беседу. – Аарон поднял кольт.
– Нет, подождите! Никто не должен приехать. Телефон умолк.
– Допустим, что так, – сказал Аарон. – Но звонивший может подумать, что с вами что-то случилось, и решит проверить. – Он взял лежавшие на полу рядом с креслом обрывки электрошнуров. – Пожалуй, мне пора.
– Послушайте! – крикнул полковник громовым голосом – тем самым, что наводил страх на служанок в его гаванском особняке. – Вся эта ерунда насчет любовника... и насчет убийства: если она сказала вам, будто я замешан в чем-то подобном, – это чистейшей воды ложь!
– Сейчас я свяжу вам ноги, – сказал Аарон. – Если начнете брыкаться, я вас застрелю. Вы меня поняли?
– Понял, – сказал полковник.
Связывая ноги полковника, Аарон внезапно испытал страх, не имевший отношения ни к будущему – то есть к тому, что он готовился совершить, – ни к каким-либо конкретным обстоятельствам прошлого. Это был страх сам по себе, Страх Собственной Персоной, склонившийся над его плечом с намерением оказать посильную помощь; фантом, который принял его облик и пародировал его движения, напоминая о том, что скоро он должен вступить в сумрачные сферы, где очень многие бывали до него, но лишь немногим удавалось преуспеть. Он засунул свободные концы шнура под петли, стягивавшие лодыжки полковника, и вернулся к камину, пламя в котором набрало силу, с аппетитом поглощая свежую пищу.
– Вы не хотите меня слушать? – Полковник попытался приподняться в кресле, глаза его были широко открыты, губы дрожали. – Вы должны меня выслушать! Вы совершаете ошибку!
– Ошибку в свое время совершила Сьюзен, – Аарон пошевелил дрова кочергой, – и сейчас я ее исправляю.
– Сьюзен?! Какая Сьюзен?! – завопил полковник. – Что еще за Сьюзен?
– Не трудитесь, полковник. Эта жалкая уловка не сработает.
Возникшая после этих слов пауза завершилась вопросом полковника:
– Скажите, кто я, по-вашему, такой?
Аарон был занят дровами. От камина исходил сильный жар, но сердце его было сковано льдом. Языки пламени вздымались и опадали в завораживающем ритме, притягивая к себе его взор.