Кольца Джудекки

— Если долго рядом с ним жить, есть из одной посуды, спать в одной постели, — начал изворачиваться Донкович, — можно заболеть. Но это совсем не значит, что сразу наступит смерть. Сия хворь излечима.

— Не запутывайте следствие, проявленец, отвечайте на поставленный вопрос! — влез трибуналыцик в куцем пиджачке. — Назовите болезнь.

— Казеозная пневмония, — осторожно выговорил Илья и весь подобрался. Сейчас его могли приговорить к пожизненному заключению в карантине.

Но, обдуманное и взвешенное признание, повлекло за собой совершенно парадоксальные выводы судей:

— Болезнь пневмония общеизвестна, — категорично заявил «пенсне». — Для окружающих она не опасна. — А далее шёл головоломный выверт. — Проявленец объявивший себя врачем, считаю, нарочно запутывает следствие, то бы и далее жить в условиях изолятора на полном государственном обеспечении.

— Ну, что пишем? Не переходчивая? — потребовал купчик.

— Нет! — категорично рубанул ладонью воздух левый заседатель. — Мы тут столкнулись с актом прямого саботажа…

— Пошел чесать, — прогудел «Буслай». И — Илье: — Ты вижу, человек неглупый, понимающий, может, даже. Скажи, если мы вас отпустим, заразу по слободе не понесете?

— Нет, — с облегчением заверил его Илья.

— На лицо также, — не унимался «чекист», — имеет место сговор одного из членов трибунала с подследственным.

— Этого писать не буду.

— Тогда считаю своим долгом донести о коллективном заговоре, имеющем своей целью…

Событие, оборвавшее речь чекиста не столько позабавило, сколько озадачило. Хотя, что такое скандал во властных структурах? Мог бы уже и притерпеться. В родном парламенте, да и в неродных тоже случались выяснения при помощи мордобоя. Что уж про Ад толковать!

Буслаевидный мужик с неожиданным проворством перепрыгнул низкий стол, крутнулся на каблуках и на краткое как дуновение смерти мгновение навис над чекистом, а далее, не размениваясь на политесы, со всей силушки влепил, означенному члену трибунала, солидного леща. Не рассчитанная на такие нагрузки комплекция легко порхнула над дальним концом стола и приземлилась у стены.

— Требую, записать…

— Щас я те пропишу. Только подойди поближе, — плотоядно улыбнулся купчик.

Ко всеобщему разочарованию продолжения полемики не последовало. Чекист нарочито долго со стонами поднимался, отряхивал одежду, охал и наконец с видом оскорбленного достоинства занял свое место.

— Записал, — между тем, констатировал председатель. — «Проявленца неизвестной нации, незнамо как зовут, проявившегося девять дней назад, считать умершим своей смертью от непереходчивой болезни. Проявленцев: Илюшку Донкова и Харитошку Онипченка, явившихся в городе Дите, Алмазной слободе три и шесть дней назад, из карантину выпустить. Ренкамандация…  тьфу! Штафирка, как написать-то?

Но «чекист», состроив брезгливую мину, отвернулся.

— Запишем: один идет младшим помощником в лекарню. Другой…  куда другого? Эй, Харитошка, какое дело дома справлял?

— Надзор за общественным порядком. Старостой был, — елейно пропел харьковчанин.

— Эк куда хватил! До такой должности у нас трубить и трубить, — прогудел бас. — На общественные работы пойдешь.

— Протестую, — нарушил собственный бойкот чекист. — В лице товарища Онипченка мы имеем готового спеца по надзору за контингентом.

— Записал: направлен на общие работы. Будешь свою закорючку ставить? — обернулся председательствующий к вредному заседателю.

— Нет!

— И не надо. Пойдет при одном воздержавшемся — большинством голосов.

— Вы не имеете права!

— Имеем.

Были сборы недолги…  тряпочный кошелек, что совсем недавно болтался на запояске покойника, мелькнул в руках харьковчанина. Илья машинально охлопал свои карманы. Нож, зажигалка «Зиппо», — чем он интересно будет ее заправлять? — документы были на месте.

Процедура выпущения прошла в торжественном молчании. Каждому сунули квадратный талон /квиток, паспорт, папир/ с именем и печатью. В центре круга шла кривоватая надпись: «Слобода Алмазная». Удостоверение, значит, местной личности. Просто, как мычание.

На законный вопрос Ильи, где находится больница, ответствовал бас:

— Дойдешь до реки. Там — рядом.

Харьковчанин спрашивать не стал, как только приоткрылась дверь, юркнул и был таков. Понятно — девять суток в каменном мешке, да еще в компании с сомнительными личностями. После демарша с ножом Илья и себя к таковым причислил.

* * *

Свобода встретила тусклым светом, пылью, лохмато припорошившей стены домов, да серой вереницей прохожих. Голодом, между прочим — тоже. С утра карантинников не кормили и, как найти пропитание, не сказали. Вообще никто ничего не разъяснил. Возмутительно! Бардак в Аду! Однако для вас, г-н Донкович, проявление — факт из ряда вон, а для них — банальнейший. Каждому объяснять, что тут и как, язык сотрешь. Сами разбирайтесь в здешней жизни \ если оно — жизнь \. Желательно, правда, в самом начале процесса не сдохнуть от недостатка информации.