Вот значит, откуда рожа печальная взялась. Оплакивает г-н Углов, навсегда потерянный, родной мир, но покидать благоприобретенный трон не собирается!
— Остаешься?!! — Илья заорал, позорно распуская нервы. Хотелось не просто кричать — бить кулаками в красную, перекошенную рубцом, рожу. — Царствовать будешь?! Народ рисом кормить, женщин кастрировать, чтобы не плодили неудобных подданных? Только не забывай отправлять самых отчаянных в отряды, иначе останешься без тамошних подношений. Да не лютуй тут особенно, а то не кем станет править. В нелюдя собираешься превратиться, или уже?
Орал и понимал всю непоправимость своего прорыва. Распустил язык. Распустился. Надо было просто… Ударить? Заставить идти с собой? В голове лихорадочно плясало и дергалось. Вот-вот, — сообразил Илья остатками разума, — грохнется в обморок.
Удар, примерно такой же хлесткий как тот, что вынес его из дома Елены, швырнул Илью в угол. Голова бумкнула о стену. Из глаз в стороны брызнули фонтанчики белых искр. Стало больно и обидно. Он рванулся к Сергею: ответить, приложить от всей силушки, чтобы тоже… чтобы затылком о камень…
Отрезвление наступило мгновенно. Только сделал шаг, в голове прояснилось. Илья остановился и впервые увидел, как осунулось, почернело лицо Сергея. Тоска полоснула по глазам.
Они уходили, он оставался.
И тогда Илья встал на колени:
— Пойдем с нами. Я тебя прошу. Представляешь? Снова оказаться дома? А не получится — заживем среди местных. Не пропадем.
— Дома? — Углов скосил зажатый в нитку рот. — Меня там, конечно, встретят с полной радостью. Корону вернут. Править стану. Как тут. Только там я ничего не смогу изменить. Понимаешь? Ни хрена ты не понимаешь! Я там до конца обязан блюсти чужие законы. Они мне не нужны. Не хочу! Я лучше тут попробую. Уходите. Вижу, как тебя ломает, а сделать ничего не могу, разве в котел отправить, чтобы не мучился. Ты вот-вот с ума съедешь. Не можешь ты по краешку бегать. Тебе можно только в серединке, чтобы взвесить все и отмерять. Край тебя разотрет и развеет. Следа не останется. Возвращайся в нормальный мир. А я тут попробую.
И дальше, напирая, или просто являя свою обычную почти нечеловеческую волю:
— Пойми, меня там по настоящему никто не ждет. Постыло там. А здесь… видно будет.
Морская башня вымерла. Углов разогнал придворных. Пусть отсидятся. Перестройка в массах должна сопровождаться определенными болезненными проявлениями. И хрен с ними: перемучаются, зато, завтра легче встанут под новую волю. Скорее всего, подумал Илья, запоздало кляня себя за давешнюю вспышку, Серый прогонит отсюда всех, останется с горсткой самых нужных, или найдет кого-нибудь себе под стать. Только — вряд ли. Ну, ему виднее. Что ему виднее, сам недавно только понял.
Они поднимались, наверное, по сто пятьдесят первому пролету лестницы. Сергей гнал их наверх. Вернее, гнал только Илью. Руслик козликом скакал впереди обоих.
Лестница вывела на смотровую площадку, ограниченную высокой балюстрадой. По углам — массивные колонны подпирали крышу.
В середине площадки высилось каменное сооружение с лесенкой. Там был вмурован круглый чан.
Котел, сообразил Илья. Сразу повеяло жутью. Битый загривок заморщился. Он собрался остановить Руслана, но тот уже влез на узкую, опоясывающую сооружение, площадку; качнулся к котлу, отпрянул.
Сергей двинулся за ним. Несколько шагов, и встанет рядом…
Илья усилием воли — что там от нее осталось — одернул себя, матом прошелся по собственным достоинствам. Не мог Сергей задумать плохого.
А если мог? Заманил их к котлу, сейчас спровадит, и останется последним носителем тайны Дитов.
И что он с ней сделает? Поведет на Сав войско зомби по воде аки посуху? А диты его там встретят как родного и покорятся. Дурак вы, г-н Донкович, прости Господи. Вам, г-н Донкович, просто страшно: освобождение рядом, совсем чуть-чуть осталось. Всего-то — на черепахе полмира отмотать, да потом через Ворота в свой мир провалиться. Желательно не попасть в процессе под машину или под бомбежку. Желательно вывалиться на ту сторону живым…
Илья, оказывается, не стоял уже — сидел. Опять ручонками голову обхватил, а в себя пришел только от Руслановых пассов. Углов тоже над ним склонился. Заботливый. Дать бы в рожу напоследок. Улыбается, гад, криво.
— Наверх подняться не хочешь? Посмотри, что такое котел. Никто за тобой не пойдет и урона тебе от меня никакого не будет. Не дождешься. Иди, погляди на изобретение местных богов.
Илья постоял у края ровной, круглой посудины диаметром метра в три. Золото? Похоже. Ну и что? Боги же делали. На дне плескалась зеленоватая лужица. Такой же налет поднимался до середины стенок. Илья, — вот что значит эмоциональная перегрузка, — не сразу сообразил, откуда ему знакомо именно такое, насыщенное слегка опалесцирующее свечение. Вот дурак-то! Оно же — самое страшное оружие этого мира. Оно же — основа власти.
Черепаха дремала на пляже. Огромная, похожая на бревно, голова высунулась из панциря. Круглый величиной с параболическую антенну глаз открылся, на подходивших людей.