Кольца Джудекки

- Вон там, под самой стеной. Иди прямо. У последнего дома - дверь. Не стучи, так заходи. Они по дневному времени не запирают.

- Странное место для лечебницы.

- Это ты с нашими делами пока не знаком, - сказал стражник и развернулся, уходить; ладно, вообще отвечал на вопросы, до места почти довел - хороший человек. - Мне домой надо. Дальше сам не заблудишься. Если по дорогое опять кто пристанет, ты главное окружить себя не давай. Шумнешь, они и разбегутся. Они тут пуганые, не то что в Крюковке.

- Спасибо, что проводил. Может, представишься?

- Как это? - насторожился мужичок.

- Зовут тебя как?

- Мурашом батька нарек - А меня - Ильей.

- Познакомились, значит. Просьба у меня к тебе будет. Не сочти за обиду, нет ли у тебя бумаги вашей, тамошней? Папир к торговле запрещен. Если и продает кто втихаря - дорого, не укупишь. А у меня жена рисовать любит. Ни говорить, ни слышать она не может, да и хроменька. Стены все дома записАла, так ладно.

Принесу ей иногда листочек, чтобы не скучала.

Илья полез во внутренний карман. Как раз накануне он купил широкоформатную записную книжку. Переплет - дрянь, зато места много. Благодарные пациенты нет-нет, да презентовали блокноты. Но в тех присутствовало много кожи, много металлической отделки, разноязыкие памятки и очень мало свободной бумаги. Вот и позарился. Три, успевших попасть на странички телефона, на сегодняшний день годились только для ностальгических штудий. Не задумываясь над ценностью данной вещи в местных экономических условиях, Илья протянул книжку Мурашу:

- Возьми. Пусть, рисует.

- Нет, господин проявленец, такого принять не могу. Листочка три, может, четыре…

А всю ты себе оставь.

- Бери. Ты мне сегодня жизнь спас.

- Эк, хватил! Жизнь. Не посмели бы они. У нас не Крюковка. За лишение жизни - отряды. А оттуда возврата нет.

- Меня ими уже пугали. Тощий такой судья - Лаврюшка.

- Он всех пугает. Но туда редко отправляют. Собирают народ по одному, а как соберут не меньше пяти, так и налаживают в дорогу. За городом идет полоса песка, потом рисовая гора, за ней лес начинается. Чаща. По-местному - сельва. Откуда, думаешь, папир, плоды, дерево, чай, травы целебные? Только взявши все это, жизнью платят. Сильно плохо в лесу. И деревья грызуны, и деревья с присосками, и лягушки ядовитые, змей видимо невидимо; другая всякая гадость: пиявки- кровососки, черви с локоть длинной, щука летучая. Но их последнее время не видать. Раньше-то в город залетали. Давненько их не было. Если увидишь, прячься под козырек - кидаются Мураш держал книжку наотлете, стесняясь принимать дорогой подарок от глупого проявленца, но и не имея сил расстаться с вожделенной бумагой. Не мудрено, отдельная жена в городе Дите, как понял Илья, факт редчайший. Такую и побаловать не грех. У Донковича не возникло ни тени сожаления. Коренастый "байкер", хрен знает какого века, ему нравился отсутствием нахрапистости и хитрого расчета. Для такого не жалко.

- Забирай подарок своей жене. Обратно не возьму.

Мураш еще чуть помедлил, но потом таки засунул книжку за пазуху:

- Благодарствуй. Не пожалеешь?

- Нет. И тебе спасибо.

- Ты, это, если спросишь мой дом, тебе любой покажет. Тока спрашивай у нормальных, снулых не тревожь.

С тем и отбыл по своим делам.

Широкая тяжелая дверь нашлась легко, по той причине, что была на всю округу единственной. Илья толкнул створку. За порогом оказалось темно как у негра в желудке. Пошире распахнув притвор, он рывком преодолел расстояние в шесть шагов до другой двери, приналег, на тяжело поддающуюся створку и, наконец, оказался внутри. Тут же и споткнулся. Вверх поднимались три крутые ступеньки. Поминая Цезаря, - образование, мать его! - в помещение Илья не вошел, а влетел. Чадили факела. Не все. Через один были загашены. Тускло мерцали два щелевидных оконца под самым потолком. Илья остановился и начал осматриваться. В центре обширного зала рядами выстроились кушетки или лежаки, или столы. По углам и у стен навалено не то тряпье, не то мусор, в темноте не разобрать. Больные тоже присутствовали. Отдельно трое. Подойдя, но, не дай Бог, не дотрагиваясь, - вдруг сочтут за непочтение к местной медицине, - Илья присмотрелся. Двое - терминальные. Третий - ни то ни се. Дальше - ряд пустых топчанов. А у самой стены, перед рогожной занавеской, еще человек пятнадцать. Все с глубокими кислыми язвами. У кого рука изгрызена до кости. У кого на животе страшный, с черным дном провал, у кого половина лица напрочь отсутствует. Только один чистенький. Нога в лубке. Гипса здесь не придумали или не нашли. Что за болезнь у тех пятнадцати, пойди догадайся. Не исключено - местная переходчивая. Илья на всякий случай отошел подальше от топчанов.

Рогожа зашевелилась, из-за нее выплыл аморфного вида мужчина в серой хламиде и с серым же лицом. Пухлые щеки, отечные веки. Если лекарь - сам в первую очередь нуждается в помощи.

- Болящий? - спросил без всякого интереса.

- Нет.

- Очистные работы назначили? Так эти, - кивок в сторону топчанов, - еще не поднялись. Завалите мне тут все. Которые с последних очистных не скоро встанут.