Кольца Джудекки

Сверху зашелестело. Высоко над головой в кроне дерева запутался ветерок. Но над мраморными плитами, у памятника Борцам - ни одного листочка, только официозные голубые ели далеко по периметру. И сопит кто-то живой рядом. Сопит и кожей поскрипывает.

Вдруг стало нестерпимо страшно. Сознание одномоментно и неудержимо ухнуло в ужас, в тошнотворную жуть на грани умопомрачения. А набатный глас внутри повторял и повторял:

- Все! Значит - все! Свершилось… На ТОЙ СТОРОНЕ, значит, тоже - есть!

Что есть? Мрамор? Солнечный свет? Мусор под пальцами?

Интеллект сугубого материалиста засбоил. Оно и понятно Илья в жизни не встречал никаких мистических, либо трансцендентальных заморочек; не верил ни гадалкам, ни колдунам-экстрасенсам, ни чокнутым уфологам. Однако: руки-то щупали, ухо-то слышало. А в голове оно не укладывалось.

Пора было открывать глаза.

Еще чуть-чуть. Еще капельку. Как в детстве, когда не дали доспать, когда подняли, а ты еще ловишь такой ускользающий, такой хороший сон.

Еще капельку…

Над ним вяло шевелились узкие, заостренные, зубчатые по краям листья. Южного вида дерево широко раскинуло густую темную крону. Выше - белесое небо. Плотные, без прорех, слоистые облака застелили солнце. Но густой влажный воздух с привкусом большой воды все равно давит жарой.

Лучше бы так и пялился в небо. Стоило напрягаться, поднимать голову! Одного взгляда хватило, чтобы в панике бумкнуть затылком о мрамор. За бортиком обширной каменной лохани, в которой лежал Илья, бугрилась гладкими горбушками старая брусчатка. За ней теснились, налезая на соседей углами, дома. Круглую площадь замыкал ряд неровных в три, четыре этажа строений, торчавших как гнилые зубы в ощеренном рту. Никаких архитектурных изысков, просто коробки с черными окнами без переплетов и стекол. И с первого взгляда понятно: не родные. В том смысле, что не свои - чужие.

Он - по ТУ сторону?

Да нет же! Там кущи и херувимы, либо сковорода, огонь и рогатый истопник.

Ага! Это кто сказал? Кто вернулся? Выдумали - попугать себя и других, либо обнадежить. А оно - вот оно: небо, воздух, дерево, дома. И все чужое. Чуждое.

Воздух, небо, дома и херувим в широких кожаных штанах и такой же безрукавке на голое тело. Байкер? Бородища веником. На голове - плоская железная кастрюлька. В руках - палка… Господи помоги! Не палка - копье.

Илья лихорадочно обернулся. За спиной вертикально возвышалась гладкая, вся в коричневых прожилках плита, посередине которой, торчал зеленый от древности, медный рожок водослива. Не ко времени, мелькнула ассоциация: Венгрия, Будапешт, Пост Аквинкум, старый римский колодец. Рука сама потянулась. Под пальцами оказался прохладный, волгло-"жирный" мрамор, припорошенный серой пылью.

Так бы и лежать, а еще лучше опять прижмурится и не глядеть, не ощущать, не осознавать, отгородится. Но над головой прогудело:

- Да че же вы все каменюку щупаете? Нет, чтобы сразу спросить: где мол, что мол?

Нет, каменюку лапают, будто она ответит. Однако вставай, добрый человек, на спрос пойдем. Тока ты не беги. А то бывает, подхватится проявленец и - бежать. А че у нас бегать? Некуда тута. Попадешь в Игнатовку или, хуже того, в Крюковку. А там - ой-ей! У нас поспрашивают, да отпустят. А там…

Байкер-металлист гудел спокойно, даже участливо: мы, мол, тут живем, добрый человек, и ты жить будешь.

Раздвоившись, сознанием на созерцание древнеримского артефакта и вербальный контакт, Илья чуть успокоился и решил обернуться.

Хрена вам - байкер! Латник-колъчужник. На куртке кованые бляхи, в руках копье.

Бородища до глаз. Глазки маленькие, хитроватые, но сочувственные - Где я? - язык заплетался, руки, на которые попытался опереться, дрожали. Илья на всякий случай привалился к плите, после чего, повторил более внятно:

- Где я?

- Город Дит.

- Тот самый?

- Тот не тот, не ведаю. Называется так. А что, почему - неизвестно. Назвали и ладно. Ты идти-то можешь? А то некоторые с увечьями пребывают. Рука, там, нога, голова…

Илья ощупал себя. Вроде ничего не болит. Не болит? А как же борт грузовика?

Всмятку должен был растереть, в кровавый мазок по штукатурке. Однако, голова, руки, ноги на месте. Он пополз вверх, опираясь спиной о камень. Ноги тряслись позорно-крупной дрожью. Прошло некоторое время, пока он на них утвердился. Но при попытке перешагнуть, носок ботинка зацепился за бортик. Илья, кувыркнувшись, аккуратно пришел на грудь широкому как плетень "байкеру". В нос шибануло запахом кожи, мочи, пота, земли и тины.

Вместе с запахом опять накатила дурнота. До мельтешения в глазах, до телеэфекта; попросту от невозможности всего происходящего. Только минуту, мгновение назад была слегка опостылевшая, но такая привычная, нормальная жизнь. Грузовик-убийца сейчас показался Илье роднее человека, пахнущего землей и тиной.

Рывок оказался настолько неожиданным и сильным, что страж сплоховал: споткнулся, разжал руки, мало не перелетев, за бортик каменной лохани.