Кольца мостов

После того как Чужой шибанул ее так, что Семенов вызывал скорую, нинкиной семье пришлось срочно подыскивать новое жилье. Все хорошие квартиры приезжие разобрали еще летом, выбора почти не было. В результате, новый дом был еще трухлявее предыдущего – яркий образец старого фонда, в котором на глазах разваливается все, начиная от качающегося в разные стороны, будто флюгер, унитаза и заканчивая осыпающейся, стоит только кашлянуть, штукатуркой. Ванная комната в этой квартире выглядела ужасно – ржавые подтеки по стенам и на потолке, трещины в самой чаше, которую окружал со всех сторон покрытый черной паутиной времени полусгнивший советский кафель.

– Мама, мама, иди сюда скорее. Тут мыська, мыська какает, – радостно кричала Сашка из ванной комнаты. Нинка с тапком в руке примчалась на зов. Внутри ванной, около слива сидела крыса и демонстративно гадила. Новые жильцы нисколько ее не смущали, она закончила свои дела и быстро свалила. Все вокруг было ветхим, вонючим и отвратительно старым. Но Нинка радовалась уже тому, что не умрет однажды, корчась под водой от разряда электричества, пока питерские духи радостно делят ее душу. Если крыса и была очередным городским приведением, то, судя по всему, вполне себе безобидным.

Бедная Нинка красила стены, белила потолки и не подозревала, что в новом доме ее ждет испытание посильнее, чем Чужой в ванной.

Их соседом по лестничной площадке был очень старый, благообразный дедушка, на вид – ровесник дореволюционного дома. Когда он поднимался по ступенькам вверх, казалось, будто движется не человек, а тень прошлого. Аркадий Петрович был вежлив и галантен. Он разговаривал таким удивительно красивым русским языком, который Нинка раньше никогда не слышала. Ей нравился звук его голоса. Она слушала старичка, как старинную музыку, часто не вникая в суть сказанного. Иногда они сидели у него на кухне и пили чай с кизиловым вареньем. Приглушенный голос соседа звучал так волшебно, будто за стеной играли на клавесине. И молодая женщина искренне радовалась тому, что впервые с момента их переезда в этот болотный и ветряный город, на ее пути попался человек, который столь искренне и душевно к ней отнесся. После небольшой городка, где все вместе росли и дружили, так странно было заходить в каменный подъезд, напоминающий тронный зал средней руки, и никого там не знать. И почти ни с кем не здороваться. Бегом-бегом домой, в убежище.

Аркадий Петрович подарил Сашке подборку детских книг с красивыми иллюстрациями. Когда-то он работал в гимназии учителем, прекрасно знал мировую литературу, владел помимо английского еще пятью языками. Всю жизнь он обожал и боготворил одну женщину, которая когда-то его бросила. Он не любил об этом говорить, но вскользь упоминал, что его возлюбленная была певица, которая после революции иммигрировала во Францию. Личная жизнь у нее, как и у него, не сложилась, вдобавок она заболела, потеряла голос и, находясь в состоянии глубокой депрессии, покончила с собой.

Ее портрет Нинка видела один раз, когда зашла к соседу попросить перевести небольшой текст. Они делали для журнала подборку о коктейлях и нашли в интернете необычные рецепты на английском языке. Через приоткрытую дверь, ведущую в спальню, она увидела картину, которая стояла на полу. Рядом с женским портретом лежали засохшие цветы, свечи, какие-то письма. Этакий алтарь неразделенной любви. Женщина на картине была похожа на ангела. Увидев ее любопытный взгляд, старичок аккуратно прикрыл дверь и ненавязчиво увел гостью на кухню.

Нинка искренне радовалась их дружбе. Но однажды Нинка поняла, что в их квартире опять творится неладное – каждое утро у нее болит голова, днем подташнивает, а Сашка, известная своим бешенным темпераментом, ходит как сонная муха. Единственный, кто чувствовал себя мало-мальски нормально был Семенов. Скорее всего потому что часто мотался в пригород по работе, периодически оставаясь там ночевать. В тот день его тоже не было.

В тот день должно было произойти что-то особенное. Аркадий Петрович это чувствовал еще с утра. Он убрал квартиру, купил белые лилии, которые она так любила и почистил камин. Трескучий старый проигрыватель играл танго. Аркадий Петрович окончательно решил – сегодня или никогда. Сухие поленья громко затрещали, а на белых керамических плитках камина запрыгали красные блики. «Смотри, будто танец тропических бабочек, – говорила когда-то она»