Кольца мостов

Нинка сидела и, пользуясь случаем, спокойно рассматривала эту тварь, воровку, мразь. Так мысленно про себя она всегда ругала Катерину. Это помогало ей не плакать. К счастью, в салоне была очередь, поэтому никто не обратил внимание на болезненно бледную молодую женщину с синяками под глазами. В Питере таких пруд пруди – тонкокожие выходцы с другого света. Идут по Невскому проспекту, глаза опустили, уголки рта тянут голову к земле. Кажется, будто в этих людей уже ничто не способно вдохнуть жизнь. Первые дни после приезда в Северную столицу Нинка смотрела на них с большим удивлением, а потом и не заметила, как сама стала такой же. Морской румянец стерся унылыми дождями и выцвел под серым небом Петербурга.

Она смотрела как та, что забрала, высосала сквозь коктейльную розовую трубочку ее жизнь, грациозно двигается по периметру небольшой комнатенки. Мерзкая гадина, вавилонская блудница. Парикмахерша порхала как бабочка по салону, шутила с коллегами и одновременно стригла плечистого военного. Катерина была настоящей русской красавицей – серые глаза с поволокой и коса до попы. Нинка рядом с ней казалась себе черным иссохшим деревом, в которое ударило молнией.

– Женщина, вы на стрижку?

Любовница ее мужа метелкой подметала волосы. Светлые, рыжие, черные – большое гнездо человеческих голов.

Не помня себя от горя, Нинка схватила ножницы, лежащие на краю столика, и кинулась на соперницу. Катерина чудом успела увернуться, а крепкий военный на лету поймал Нинкину руку с орудием убийства. Началась паника, девки громко завизжали, а военный от неожиданности отпустил женщину, и она стремглав бросилась на улицу. На руках кровь. Кажется, слегка задела эту тварь.

Очнулась она на мосту, глядя вниз в темный водоворот. Что-то подталкивало ее прыгнуть вниз, но мысль о мести не давала покоя. Как же так? Она, Нинка, будет лежать в гробу холодным трупом, а эти двое будут кувыркаться в ее постели и в ее квартире. Это было не справедливо. Гадина должна поплатиться за все. За то что вот так, одним щелчком наманикюренных красных ногтей, разрушила ее жизнь.

Из воды медленно выплыло лицо соперницы, длинные волосы по- журнальному красиво раскинулись на волнах. Обнаженное тело слегка покачивалось. Русалка, прищурив серые глаза, улыбалась. Потом начала хохотать. Нинка нащупала в кармане ножницы, которые, когда в парикмахерской началась заварушка, по инерции спрятала в карман. Она достала их и стала срезать волосы с головы, бросая их в воду.

– Будь ты проклята, будь ты проклята, – приговаривала она.

Русалка-парикмахерша закружилась в водовороте из волос. Она была опутана ими, словно гигантская рыба, попавшая в сеть. Ясноглазая красотка перестала томно улыбаться, теперь она кричала от боли и звала на помощь. Волосы Нинки превратились в сеть из колючей проволоки и рвали на части прекрасное тело соперницы.

Вода исчезла, и Нинка оказалась на песчаном берегу. Море ушло куда-то вдаль, за горизонт, обнажив до неприличия жизнь маленьких обитателей. То тут, то там валялись ракушки, внутри которых шевелились рачки; беззвучно извивались морские звезды; под ногами на удивление резво шмыгали крохотные черепашки. Нинка попыталась схватить одну, но она спряталась за камни. Был сильный отлив. Нинка сняла туфли и побрела по ребристой песчаной поверхности, где, судя по всему, совсем недавно была еще вода. Вскоре морские существа закончились и под ногами стали возникать предметы человеческого быта – расчески, фотографии с вырезанными глазами, поломанные свечи, разрезанные подушки. Перья, много перьев летало кругом. Нинка так засмотрелась на странные предметы, что чуть не наступила на метлу. На берегу седовласый дед-дворник сосредоточенно сметал раскиданный кругом хлам. Он был в резиновом темно-зеленом переднике с колючей метлой из настоящих веток – классический сердитый дворник из детства… Нинка заметила, как старик ловко поддел метлой длинную белокурую прядь волос. Вспомнилось, как летом делали с девчонками кукол из одуванчиков. Надо было оторвать цветок, потом поделить его стебель на несколько ниточек-частей и – опустить в воду. Разрезанный стебель превращался в кудряшки, которые становились головой для цветочной куклы.

– А че мост-то, разведен что ли был? Меняют расписание как хотят, черти полосатые.

– Нет, кажется. Ведь еще не поздно.

– Ну и что ты тогда приперлась дура, ежели не разведен? Ой беда-беда с вами, девками.

Дед закряхтел, подцепил еще одну прядь и сунул в холщовый мешок. – Ты пойми, глупая, если мост сведен, значит, круг замкнется. Сильно болит?

Нинка только теперь заметила кровавое пятно на платье, чуть ниже груди. Оно было совсем маленьким и засохшим.