Кольца мостов

– Нет, Фона тогда еще ничего не знала про нас. В тот злополучный день на Олимпе (это у нас так называется центральный район Первого моста, где обитает вся знать, самое мажорное место в городе) его ранил какой-то сумасшедший. Самое обидное, что Эйд там практически не живет, приезжает иногда по делам. Но в тот злополучный день он оказался там. А его киллер прошел каким-то образом кордон охраны, застрелил сторожевую собаку и, как назло, мой любовник в тот момент вышел из дворца посмотреть, что за ерунда там творится перед его крыльцом. Увидев, как пришелец пытается отрезать голову его любимой псине по кличке Цербер, он схватил было свой меч, но тот парень оказался проворнее и стрельнул в него из арбалета. Милый мой свалился замертво и откинул бы ласты, если бы не мой дедуля. Я рыдала как сумасшедшая, чуть все глаза не выплакала, хотела уже с собой покончить, но Главк мне помог. Хотя бабуля его отговаривала. Она терпеть не могла Эйда за то, что он женатый человек, а морочит голову молоденькой девочке. Дед позвал на помощь одного доктора, из перевертышей. Тот оказался хитрым чертякой и сказал, что может вылечить моего возлюбленного, если Главк отпустит его обратно наверх. А если нет, то прошу пардону, идите лесом со своими проблемами. И мне удалось умолить дедушку, согласится на сделку и отправить докторишку потом по центральному мосту наверх. Это стоило Главку потере всех званий и вечной ссылки.

– Почему? Я так поняла, что Эйд один из главных функционеров у вас?

– Формально да. Но есть «серые кардиналы» из тритонов. Так вот они под страхом смертной казни запрещают пришлым уходить наверх. Конечно, можно было из этой ситуации как-то вырулить. Но, как говорят у вас наверху, беда не приходит одна, тяжело заболела баба Сцилла. Ну я тебе рассказывала про ее закидоны с кораблями. Единственная моя радость была в том, что возлюбленный и правда выздоровел, докторишка не обманул. Перед тем как отчалить в верхний мир, лекарь подарил мне ценный экземпляр цветка пиона. Я уже подумывала открыть подпольную клинику для пришлых, но на меня донесли. Сообщили жене Эйда про нашу связь, и на этом моя карьера лекаря закончилась. Фона была в ярости, велела меня сослать на галеры, но Эйд отказался. Аргументировал тем, что я спасла ему жизнь. Тогда под угрозой того, что навсегда уедет к маме (а ее семья, кстати, из верхних, полгода Фона проводит на земле) ревнивица заставила Эйда выписать распоряжение, согласно которому я не могу покидать город в районе 10 мостов. Я регулярно его нарушаю, когда езжу на переправу, рискуя своей шкурой, но не могу же я бросить своих стариков одних на произвол судьбы.

– Получается Эйд предал тебя после того, как ты его спасла?

Глаза Менты на минуту затуманила легкая дымка, и даже ярко рыжие волосы, казалось, побледнели от грусти. Но она лихо передернула плечами, словно сбрасывая с себя неприятные воспоминания и продолжила рассказ.

– Я не осуждаю его. Скорее даже понимаю и до сих пор люблю. Он ведь из очень непростой семьи, из тех, кто ниже этажом.

– Ниже? Есть этаж под землей?

– Черт! – захохотала Мента и стаи то ли рыбок, то ли птиц бросились от них врассыпную. – Почему же я все время забываю, что ты не местная. Надо будет мяты хряпнуть с тобой за компанию, когда созреет. Чтобы общаться на одной волне.

Катерина

Когда сумасшедшая с ножницами убежала, Катерина как ни в чем ни бывало подмела волосы, заварила себе крепкий чай и села на небольшой диванчик, который стоял при входе в крошечную парикмахерскую. Военный, ее постоянный клиент, нервно курил прямо в помещении и порывался позвонить то в полицию, то в скорую помощь. На шум-гам вышла Азиза, хозяйка парикмахерской, грузно прошлепала к выходу и закрыла дверь на ключ. Потом налила коньяка себе, военному и Катерине. Сказала, что звонить никуда не нужно. Та женщина больше сюда никогда не придет.

Нинка хотела ее убить, и Катерина не осуждала несчастную. Семенов говорил, что его жена страдает эмоциональным дальтонизмом – она знает, что такое любовь, как она выглядит и проявляется, но при этом не умеет любить. Иногда про женщин говорят – холодна как лед. Но жена Семенова была еще хуже – она всю жизнь изображала чувства, которых у нее нет. И эта фальшь была еще хуже, чем равнодушие или фригидность. Семенов смотрел как Нинка отчаянно выдавливает из себя чувства и жалел ее. Она искренне считала, что так надо, в глубине души прекрасно понимая, что ей никогда не дано испытать настоящей страсти. Для Семенова было очевидно, что рано или поздно это закончится.

Катерина будущее свое знать не хотела от слова совсем. Соседка тетя Зина то и дело пыталась ее отправить к какой-нибудь местной ведьме, чтобы та сказала, стоит ли ждать принца в этой жизни или нет, но Катя была категорически против. "Тетя Зина, отцепись, – говорила она каждый раз, когда тетка начинала свою "песню" про гадания и прорицания, – я и так все про себя знаю. Мое предназначение – обрить миллион чьих-то лысин и тихо умереть от старости"