Кольцевая электричка

Лев только теперь заметил, что телохранитель не участвует в их празднике жизни и сидит за пустым столом. Льву стало от этого как-то не по себе, он никогда не задумывался, что у обслуживающего персонала тоже есть свои физиологические потребности.

– Гена, ты почему не ужинаешь? – поинтересовался у него босс.

– Не хочу, спасибо, Лев Николаевич, – ответил, не глядя на него, телохранитель и как-то нервно стал размешивать кофе.

– Ничего не знаю, ты сверхурочно работаешь, так что тоже отдыхать будешь, – заявил Лев – со стороны уже были слышны пьяные нотки в его голосе – и, обращаясь к стоящему в стороне официанту, сделал заказ: – Принесите ему то же, что и нам.

Официант безмолвно поклонился и удалился на кухню.

– За ваше великодушие, – произнес тост Жора.

– Нет, давай за дружбу, – сделал неожиданное даже для себя заявление Лев.

– О, спасибо. Мне очень приятно быть другом такого уважаемого человека, как вы, – широко заулыбался Жора, и они выпили.

Доев суп, Лев довольно откинулся на поручни ограждения топчана.

– Теперь можешь рассказывать то, в чем без полулитра не разберешься, – напомнил прерванный разговор о личной жизни Лев.

Жора посерьезнел и собрался. Молча налил рюмки и безмолвно протянул свою Льву Николаевичу. Тот понял его жест и взял свою рюмку, стукнул ею о протянутую, а потом они молча выпили. Лев Николаевич был приятно удивлен, что водка поднимает настроение, но не пьянит.

Гена с аппетитом доедал суп. Все-таки хорошо, что несколько нарушили субординацию, но накормили человека, а то бы сидел голодный и пил свой кофе. Гена, видно, сильно хотел есть, поскольку ему по должностной инструкции рекомендовалось не употреблять пищу в рабочее время.  Когда-то давно начальник охранного агентства, которое предоставило телохранителя Гену, сказал так: «Сторожевой пес должен быть голодным, только тогда от него есть толк». Но Гена, хотя и с жадностью ел суп и салаты, не опускал взгляда в еду, контролируя ситуацию в зале.

Жора прокашлялся, прочищая горло, как перед выступлением на ответственном собрании, после чего, поставив руки на стол и сцепив пальцы, начал рассказывать, глядя в стол.

– Я жену очень любил. Я у нее первый был. Она меня с армии ждала, дождалась, никто из друзей ничего плохого не мог сказать. С характером, конечно, своенравная. Хотя, наверно, и любил я ее за своенравность. Хозяйка неплохая, еще и работать успевала. Причем я ей говорил, чтоб дома сидела, семьей занималась, но она пошла работать по специальности, бухгалтером, говорила, что не сможет дома сидеть. Хорошо жили, ссорились, потом мирились и еще больше друг друга любили, а где-то с год назад стал замечать, что она одеваться начала модно, краситься ярко, смеяться громко. Я старался не придавать значения, а потом заметил, что мужчины ей внимание больше уделяют и нравится ей это. Я работаю, стараюсь деньги копить сыну на институт и чтоб могли еще детей завести. А она хвостом крутить начала. Ну, она, конечно, красивая, не старая, она моложе меня, ей 35 в этом году исполнилось. Я любил ее, не хотел недоверия показывать, в себе держал. Обиду не проявлял, наоборот, в себе замкнулся. А месяца через три все прояснилось. Поехал с сыном к родителям, думал – с ночевкой останусь, но вспомнил, что обещал на работу выйти, внеплановый техосмотр должен был быть. Приехал от родителей вечером, подхожу к двери квартиры, дверь не закрыта на ключ. Открываю, прохожу на кухню, а жена там с бугаем каким-то целуется.

Бугай ее раздел почти. Она, как меня увидела, кричать начала, что он ее насилует. А меня обида душила, я даже говорить не мог. Стою и смотрю на них, а он мне стал рассказывать. Говорит, что они давно любовники, что моя жена сама к нему клеиться начала, что и он ее любит, и чтоб я не обижался, так получилось, – посетовал Жора.

Было видно, что у него повлажнели глаза; чтоб скрыть это, он не отрывал взгляда от стола. Жора, сдерживаясь, налил себе рюмку. От волнения у него дрожали руки. Он выпил и зажмурился; от этого из глаз брызнули слезы. Жора поставил рюмку и закрыл глаза руками. Посидев так минуту, он вытер глаза рукавом и глубоко выдохнул.

– Простите за эмоции. Я просто очень верил в свою семью, – оправдываясь, сказал он.

Лев Николаевич сидел под впечатлением. Он видел, сколько чувств и боли у Жоры вызывают воспоминания об утраченной любви.

– Вот бабы стервы. Я, помню, тоже в институте влюбился, ухаживал, по пятам ходил, стихи читал, пылинки пытался сдувать, а она взяла и замуж за мажора бездарного вышла, и, оказывается, подружкам рассказывала, какой я дурак-романтик, – произнося эти слова, Лев Николаевич наливал водку в рюмки. Бутылка неожиданно закончилась. Лев показал пустую бутылку официанту, и тот безмолвно кивнул, удаляясь в сторону бара, а Царь добавил: – Я сначала все силы бросил на карьеру и бизнес, чтобы состоятельным стать, а теперь понимаю, что меня только ради денег любят. Вот и покупаю себе дорогих кукол, которые считают, что я очень возбуждаюсь, когда они меня «папочкой» называют.