Кольцевой разлом

  - Свободно?- спросил мужской голос. Ищенко, привольно развалившийся на легком стульчике с бокалом пива в руке, кивнул - "Свободно" и покосился на человека, подсевшего к его столику. Выпитое с похмелья пиво настроило капитана на чисто созерцательный лад - в таком состоянии приятно отмечать только внешние черты наблюдаемых предметов, не вдумываясь в суть и значение этих черт. Незнакомец, опустив голову, сосредоточенно открывал бутылку "пепси" с помощью перочинного ножичка, и под длинным козырьком бейсбольного кепи Ищенко смог рассмотреть лишь нижнюю часть его лица - с жесткими очертаниями губ и подбородка и всю в бугристых шрамах, словно после жестокого фурункулеза. "Вот каторга, должно быть, брить такую морду,- отворачиваясь, подумал Ищенко. - Уж лучше бы ему отпустить бороду - и закрыл бы все эти наросты, и не мучился бы с бритьем". Еще несколько секунд капитан созерцал текущую мимо толпу, но затем в его мозгу молниеносно связались бородатое лицо на милицейском снимке и покрытое шрамами лицо его соседа по столу. Совпадение было невероятным, однако капитан знал, что оно произошло, еще до того, как в упор посмотрел в лицо человека в кепи. Привычное   к составлению фотороботов сознание Ищенко мгновенно подрисовало короткую густую бороду к жестким чертам незнакомца, и капитан увидел перед собой как бы увеличенную цветную копию фотографии с милицейского стенда. Особенно запоминались глаза, которые незнакомец с усмешкой поднял на Ищенко - ярко-голубые и прозрачные, как пронизанная светом толща льда. Даже находясь в разводе с женой, капитан всегда одевался опрятно и со вкусом, но в этот день ему было суждено нарушить опрятность своего туалета - рука его непроизвольно дрогнула, и добрых полстакана пива пролилось на его светлые летние брюки. Мозг Ищенко лихорадочно работал: увидев выражение лица незнакомца, капитан понял, что их встреча не случайна, а кроме того, он готов был поклясться, что не так давно видел эти ледяные глаза, и не на фотографии, а в реальной жизни,- никакое фото не могло бы передать своеобразия этих глаз. Бешено роясь в памяти, капитан попытался было одновременно что-то сказать, но поперхнулся пивом и отчаянно закашлялся. Незнакомец продолжал, усмехаясь, смотреть ему в глаза своим холодным взглядом, и это не добавляло капитану спокойствия. Память Ищенко вновь оказалась на высоте - он вспомнил! Он вспомнил, но продолжал делать вид, будто заходится в кашле, пытаясь решить, как ему следует себя вести. Однако принять решение капитан не успел - незнакомец отхлебнул "пепси" и негромко спросил:

  - Ну что, капитан, поговорим?

   Генерал стоял у окна и смотрел на раскаленную Лубянскую площадь. В мареве выхлопных газов тускло поблескивала эмаль бесчисленных автомобилей, обтекавших со всех сторон простой деревянный крест, воздвигнутый на пьедестале памятника Дзержинскому. К отсутствию "Железного Феликса" генерал уже успел привыкнуть, однако растущая доля иномарок в автомобильном потоке не переставала его неприятно поражать,   как поражало и кипение толпы возле непрерывно растущих стеклянных кристаллов торговых рядов на противоположной стороне площади. К этим и подобным явлениям новой российской действительности генерал относился с отвращением, корни которого находились не в разуме, а в душе. Генерал с легкой завистью вспомнил своего предшественника, прежнего хозяина этого кабинета. Тот много лет видел в окно одну и ту же, практически не менявшуюся площадь Дзержинского, годами имел перед собой одного и того же противника, а за своей спиной - всю мощь громадного государства. А разве сравнить нынешние возможности спецслужб с возможностями прежнего КГБ? Даже само сравнение кажется нелепым, и не столько из-за недостатка людей и материальных средств, сколько из-за разброда, безволия и грызни в высшем эшелоне власти, который всюду и во все времена руководил действиями спецслужб. Прежние верхи можно было упрекнуть в чем угодно, но только не в недостатке воли и единства, и потому старому генералу, прежнему хозяину кабинета, работать было значительно легче: он знал линию партии, знал над собой одного могучего начальника, указания которого выражали эту линию, и мог спокойно работать, не думая о том, как бы угодить всем расплодившимся в недрах нынешней власти фракциям и группировкам. А ведь каждая из этих группировок могла доставить очень серьезные неприятности его преемнику, и перечень неприятностей вовсе не завершался простым снятием с работы...