Кольцо

Джулия и Дебби взглянули сначала на Ариану, потом на мать, потом снова на Ариану, словно дожидаясь какого-то сигнала, а потом вдруг разом слетели с лестницы, бросились к Ариане и с радостными криками бросились ее обнимать.

– Добро пожаловать, Ариана! Ты у себя дома!

На глазах у Либманов выступили слезы. Девочкам удалось то, что не получилось у взрослых: они рассеяли печаль Арианы и превратили происходящее во всеобщий праздник. Джулия и Дебби приготовили торт, развесили повсюду разноцветные шарики, срезали в саду роскошный букет роз. Розы собирала Дебби, а торт испекла Джулия. Утром девочки отправились в магазин и накупили там всего, что, с их точки зрения, могло понадобиться взрослой женщине двадцати лет. Три палочки бледно-розовой губной помады, несколько пудрениц с пуховками, баночку румян, заколки для волос, черепаховый гребень и модную сеточку для волос – Дебби утверждала, что осенью это будет самый писк. Каждый подарок был отдельно завернут в бумагу, поэтому на туалетном столике в гостевой комнате лежала целая груда свертков и коробочек.

Увидев приготовленную для нее комнату, Ариана прослезилась. Комната напомнила ей спальню Кассандры в Грюневальде – то же царство шелка и атласа, то же преобладание розового цвета, но здесь, пожалуй, было еще наряднее. Огромная постель, все сияет новизной и жизнерадостной свежестью – одним словом, настоящий американский рай. На кровати под накидкой из белого органди – розовое атласное покрывало.

Письменный стол инкрустирован затейливыми узорами, в углу – антикварный шкаф, над белым мраморным камином зеркало в позолоченной раме, повсюду низкие пуфы и стулья, обтянутые розовым атласом. Джулия и Дебби предвкушали, как будут сидеть здесь допоздна, откровенничая со своей новой подругой. Дверь из спальни вела в маленькую туалетную комнату, а за ней имелась еще и облицованная розовым мрамором ванная. Повсюду в комнате в вазах стояли розы, а на столике, накрытом на пять персон, красовался испеченный Джулией торт.

Ариана не могла найти слов благодарности и просто принялась обнимать обеих девочек, плача и смеясь попеременно. Потом она поцеловала Сэма и Рут. Как чудесно, что ей выпала судьба оказаться в такой семье! Ариане казалось, что круг замкнулся: из дома в Грюневальде через тюремную камеру, женский барак, дом Манфреда, бесприютность – назад, в уютный мир роскоши, в котором она выросла и к которому привыкла. В этом мире по-прежнему существовали заботливые слуги, длинные лимузины и ванные, облицованные розовым мрамором. И все же Ариана оглядывалась по сторонам с недоверием. Когда ее взгляд упал на зеркало, она увидела, что больше не похожа на юную девушку. На нее смотрела усталая, исхудавшая незнакомка, которой было не место в этом счастливом доме. Теперь Ариана принадлежала только самой себе. Если эти люди хотят проявить доброту, она будет им благодарна, но полагаться на незыблемость мира розового мрамора больше не будет.

Все уселись за стол, к празднично разукрашенному торту. Сверху розовой глазурью было выведено «Ариана». Выдавив улыбку, Ариана с трудом превозмогла приступ тошноты, которая стала ее постоянной спутницей. У девушки не было сил съесть кусок торта, и она вздохнула с облегчением, когда Рут выставила дочерей из комнаты, хотя девочки были премилые. Сэм вернулся на работу, Джулия и Дебби отправились обедать в гости к бабушке, а Ариану Рут уложила в постель, решив, что ей нужен отдых. Возле кровати лежали четыре ночные рубашки и халат. Ариана пораженно смотрела на эти дары. Белое кружево, атлас, розовое кружево, шелк… Все это было таким знакомым и в то же время невероятным, непривычным.

– Как вы себя чувствуете, Ариана? – пытливо взглянула на нее Рут.

– Все хорошо, миссис Либман, – ответила та, опускаясь на кровать. – Вы все так добры ко мне… Я просто не знаю, что сказать…

– Ничего не говорите. Наслаждайтесь жизнью. – Немного помолчав, Рут задумчиво добавила: – Иногда мне кажется, что таким образом мы пытаемся избавиться от чувства вины.

– Какой вины? – непонимающе спросила Ариана.

– Мы тут жили в комфорте и безопасности, а вы, европейцы… Ведь вы такие же, как и мы, но вам пришлось дорого заплатить за свое еврейство.

Ариана ошеломленно промолчала. До нее только теперь дошло, что эти люди считают ее еврейкой. Так вот почему они взяли ее к себе в семью, вот почему они так добры к ней. Потрясенная и испуганная, она смотрела на Рут Либман. Нужно немедленно ей все объяснить. Нельзя, чтобы они заблуждались на ее счет… Но что сказать? Что она, Ариана, немка? Не немецкая еврейка, а настоящая немка, что она принадлежит к нации, истреблявшей евреев? Не изменится ли их отношение к ней? Для них если немка – значит, нацистка. Но это неправда! Ее отец, ее брат тоже не были нацистами. На глазах у Арианы выступили слезы. Нет, эти люди ничего не поймут… Они выгонят ее, снова посадят на корабль. Ариана громко всхлипнула, и Рут Либман подбежала к ней, села рядом, обняла.

– О Господи… Простите, Ариана… Мне не следовало об этом говорить.