Кольцо

Едва он договорил, в зале воцарилась странная тишина, и почти сразу же издали донеслись разрывы бомб. Даже и рождественскую ночь полна не желала оставлять город в покое. Опять будут уничтожены дома, памятники архитектуры, погибнут чьи-то дети. Но налет продолжался недолго — они даже не успели спуститься в подвальное бомбоубежище, оркестр не перестал играть. Все сделали вид, что ничего особенного не произошло — Рождество как Рождество. Но совсем недавно под бомбами погиб Большой драматический театр, каждый день великолепные здания и церкви превращались в груды обломков. Вот уже почти год большинство берлинцев ложились в постель не раздеваясь. Ночью у их кроватей стояли наготове чемоданы с самым необходимым.

Чуть ли не каждую ночь берлинцы были вынуждены отправляться в бомбоубежище. Союзники все увеличивали мощь бомбардировок, и Манфреда что начинало не на шутку треножить. Уж не собираются ли они подвергнуть Берлин участи Дрездена? Вдруг с Арианой что-нибудь случится?

Она тут же почувствовала его треногу, стиснула пальцами руку Манфреда, а ее бездонные синие глаза успокаивающе посмотрели на него снизу вверх. Глядя Ни ее раскинутые в улыбке полные губы, он тоже не смог удержаться и улыбнулся.

— Ни о чем не беспокойся, Манфред. Все будет хорошо.

Фон Трипп не сходил с нее глаз, продолжая улыбаться.

— Итак, в понедельник мы отправляемся за покупками.

— Хорошо, если ты этого хочешь — Она встала на цыпочки и прошептала ему на ухо:

— А теперь давай уедем домой.

— Как, уже? — удивился Манфред, но тут же улыбнулся и прошептал на ухо своей маленькой принцессе:

— Фрейлейн, вы потеряли всякий стыд.

— Отнюдь. Просто я предпочитаю не дожидаться фюрера, а быть с тобой дома.

Он предостерегающе поднес палец к губам.

Но встречи с фюрером избежать все равно не удалось.

Гитлер вошел в зал, окруженный свитой, когда Манфред и Ариана направились к выходу. Она увидела совсем рядом невысокого человека с темными волосами и усиками, казалось бы, ничего особенного собой не представлявшего. Однако по всему залу словно прошел электрический разряд.

Все замерли, поднялся гул голосов, слившихся в единый вопль: «Хайль Гитлер!» Ариана с изумлением смотрела, как мужчины в парадных мундирах и женщины в вечерних платьях неистово вопили нацистское приветствие. Пришлось подождать, пока всеобщая истерия пройдет и гости вернутся к обычным бальным развлечениям. Манфред и Ариана вновь стали пробираться к двери, но тут фон Трипп быстро подтолкнул Ариану под локоть и вытянулся по стойке «смирно», вскинув правую руку. Девушка увидела, что рядом с ней стоит фюрер. Он благодушно улыбнулся, дотронулся до ее плеча, словно осенил благословением, и двинулся дальше. Сразу после этого Ариана и Манфред вышли из зала. Они долго не говорили, а потом Ариана не выдержала:

— Ты видел? Они все словно с ума посходили.

Он кивнул:

— Да, я знаю. Они всегда так ведут себя в его присутствии. Неужели ты раньше никогда его не видела?

Ариана покачала головой:

— Нет, папа хотел, чтобы я держалась от всего этого подальше.

Она тут же пожалела о сказанном — вдруг Манфред воспримет ее слова как упрек? Но он понял ее и кивнул:

— Твой отец был прав. А твой брат?

— Отец старался и его уберечь. Но за меня он боялся совсем по-другому.

— И правильно делал. — С минуту Манфред молчал, следя за дорогой, потом обернулся к Ариане:

— Ты знаешь, что за ужин будет сегодня у генерала Риттера? Там будут выступать стриптизерши и трансвеститы. Гильдебранд рассказывал, что у Риттера подобные развлечения в порядке вещей.

Фон Трилп брезгливо поморщился.

— Стриптизерши и трансвеститы? — с любопытством переспросила Ариана.

Манфред усмехнулся:

— О, святая невинность! Как я тебя обожаю!

Тут он вспомнил, что ей всего на пять лет больше, чем было бы сейчас его погибшей дочери.

— Стриптизерша — это женщина, исполняющая под музыку соблазнительный танец с раздеванием, а трансвестит — это мужчина, переодетый в женское платье. Трансвеститы тоже танцуют и поют, причем не особенно стесняются в выражениях.

Тут Ариана не выдержала и расхохоталась:

— Наверно, это очень смешно.

— Иногда, но не часто. Риттер ценит не-юмор, а совсем другие качества. Когда же представление заканчивается, вся публика… — Он не договорил, вспомнив, с кем имеет дело. — Не важно, Ариана. Одним словом, все это мерзость. Я ни в коем случае не хотел бы, чтобы ты там оказалась.

В последнее время отвратительные оргии все больше и больше входили в моду. Дом генерала Риттера в Грюневальде не был исключением, подобных забавников расплодилось видимо-невидимо. Казалось, бонзы Третьего рейха торопятся погрузиться в пучину разврата, осуществить самые извращенные свои фантазии, пока их час не пробил. Манфред считал, что должен уберечь Ариану от всех этих гнусностей.