Кольцо

– Так ведь это временная оказия! Уже скоро я найду новую служанку.

– Ах, если бы всё было так просто! Сколько их уже сменилось? – упёрла руки в боки Машка. – Стешка проработала дольше всех. И вот уж у кого золотой характер! Верните Стешку, и не будете так убиваться. А я пошла курицу запекать.

Машка проскользнула на кухоньку мимо своей барыни, и та только развела руками.

– Да что ты будешь делать! Нынешняя прислуга совсем распоясалась! Чего стоишь, Шурочка? Ставь на стол приборы, да поторапливайся!

Девушке пришлось подчиниться и спешно доставать из шкафа тарелки и чашки. Она тяжко вздыхала, представляя, что теперь ей каждый день придётся выполнять Стешкину работу. Она застыла на месте. А ну как, бабушка захочет сэкономить на прислуге и заставит её, собственную внучку, мести полы? Сухие ветки яблонь грозно застучали в окно, и мороз пробежал по коже Шурочки. Ей даже показалось, что старая беседка ещё больше накренилась и вот-вот рухнет.

– Бабушка, не пора ли нам перестроить эту беседку или вовсе её снести? Кажется, она скоро рухнет, и хоть бы не на голову!

– Шурочка, мы так любили с твоим дедушкой пить там чай. А твой папенька в детстве всю её исчиркал гвоздиком, маленький проказник! Вот смотрю я на неё, и сердце моё радуется непрестанно. Эх, Степан Василич очень огорчился бы, услышав твои слова!

“Дедушка приказал бы почить беседку, а не глядел бы на неё с тоской из окна каждый день!”, – подумала Шурочка, и когда бабушка отвернулась, показала язык беседке через окно.

Настроения у Шурочки не было, поговорить ей было не с кем, и она только хотела отпроситься у бабушки на прогулку, когда остановилась возле лестницы, как громом поражённая. Бабушка облачилась в свою старую, но добротную меховую парку, надела широкополую чёрную шляпу с небольшой вуалью, руки облачила в тёплую большую муфту и явно собиралась куда-то отправиться. Но первой мыслью девушки было: “Бабушка сошла с ума!”

– Бабушка, кажется, вам лучше прилечь! Давайте я вас провожу до спальни!

Но Авдотья Семёновна решительно отвергла протянутую ей руку.

– Шурочка, ты, что же это, считаешь меня за полоумную? Если я никуда не хожу, значит, мне и в голову не может прийти куда-то направиться?

Шурочка потупила глаза и продолжала стоять столбом.

– Ты, деточка, ещё слишком молода, чтобы судить старших.

– Так куда же вы?

Бабушка не ответила и вышла на крыльцо. Шурочка с горячим любопытством припала к маленькому окошку в прихожей, с нетерпением ожидая увидеть, в какую же строну она направится и будет ли брать экипаж. Ей пришло в голову, что она сможет проследить за старушкой, если быстро соберётся и постарается остаться незамеченной. У бабушки плохое зрение, поэтому сомнительно, что она увидит Шурочку издали.

Девушка кусала губы, выглядывая из окна. Вот бабушка прошла по садовой дорожке, затем открыла калитку и вышла на дорогу. Постояла у ворот с полминуты, оглядываясь, а затем пересекла дорогу и направилась к дому Дуниной. И если бы не высокое чёрное перо на её шляпе, то Шурочка не смогла бы так легко определить её направление. Девушка ахнула – неужели бабушка собралась с визитом к соседке? Да она там лет десять не была! С тех пор, как потеряла мужа, а Дунина овдовела. После этого бабушка стал на всём экономить, а соседка – наоборот, тратить. И уж этого Авдотья Семёновна никак не могла ей простить. Любую неподтверждённую сплетню, назойливость прощала, а вот кружевные чепцы и лайковые перчатки – нет.

Шурочка в задумчивости села на стул. Стоит ли ей пойти за бабушкой и убедиться, что её намерения самые благие? В этом девушка сильно сомневалась, помятуя о том, как та отреагировала на новость об уходе Стешки. Нет, пусть разбираются сами! А лучше пусть с ними разбирается Стешка, ведь она заварила эту кашу.

Визит Авдотьи Семёновны стал настоящей неожиданностью для Евдокии Петровны. Мало того, что она пришла одна, да ещё в таком виде, словно собралась с визитом к губернатору! Дунина поправила кружева на чепце и пригласила гостью присесть. Авдотья Семёновна со знающим видом оглядывалась вокруг, пытаясь вспомнить, осталось ли всё на своих местах, как десять лет назад, или что-то поменялось.

– Ах, я помню этот чудесный экран у камина! Прекрасные цветы! – восхитилась Филиппова.

– Да Бог с вами, Авдотья Семёновна, ему и года нет. Заказала у немца из…

– Ох, а эта ваза с птицами всё ещё жива? Восхитительно! – она погладила рукой птиц на вазе.

– Нет…Мне сын подарил в прошлом году.

– Тогда ковёр тот же самый? Помню, мы со Степаном Василичем ходили по нему.

– Нет! Он тоже довольно новый. Я не держу старья, знаете ли…

Повисла долгая пауза, во время которой Дунина теребила рукав платья, а Филиппова, слегка покраснев, упёрлась взглядом в стену с новыми обоями. Она уже пожалела, что пришла.

– Знаете, Степанида мне сказала, как вы расстроились, и мне правда очень жаль…

– Что за Степанида? – удивилась Филиппова.

– Ваша девушка! – улыбнулась Дунина.

Бабушка замерла на стуле, с трудом осознавая, что Степанида – это её дурная Стешка.