Кольцо безумия

Я плохо помню. Отец, бабушка… они ушли давно. Я была еще маленькой. Потом в институте я узнала, как пахнут морги. Формалином. Связавшись с вампирами, я узнала, как пахнет боль, как пахнет насилие. Но когда приходила смерть, я была слишком усталой, чтобы осознать ее. А сейчас на площадке смешивались несколько запахов. Крови. Металлический, густой, немного яблочный. Сырого мяса – тяжелый и какой-то хищный. И – дерьма. Содержимое кишечника?

М-да. Дерьма в Лаврике хватало.

– Юля! – одернуло меня подсознание. – О мертвых либо хорошо, либо ничего!

Ага, счазззз… Мне что – и о вампирах теперь плохо не думать? Нет уж, кто по жизни сволочь, тот и после смерти сволочью останется. И потом… Ельцин. Есть такое имя. Слышали?

О! Вот он не так давно померши. Еду я в маршрутке – и там объявляют «печальную» новость. Секунд тридцать молчание. Потом реакция:

– Туда и дорога, паскуде…

– Раньше бы надо…

– Чтоб его там черти… – Чертям желалось прибегнуть к активному гомосексуализму с помощью разного сельхозинвентаря.

Так-то. Если бы объявили, что Ельцин ожил, люди бы точно его пристукнули. А вы говорите, о мертвых только хорошо… Так то смотря какие мертвые!

– Юля? – Мечислав коснулся моего плеча и протянул большой белый платок, резко пахнущий духами. Я благодарно кивнула и уткнулась в него носом. А то запах, плюс вид…. Многовато будет.

Пока я пыталась отвлечься, чтобы хоть сразу не стошнило, Мечислав уже успел открыть дверь квартиры и скользнуть внутрь.

Обычная однокомнатная квартирка. Квадратный холл, коридорчик ведет на кухню, дверь в комнату прямо напротив входной двери. И сразу видно Лаврика.

Он лежал на спине. Ковра не было, и на голом полу у окна был вычерчен мелом круг. В круге – треугольник. Лаврик лежал четко в центре. Голова – одно острие треугольника. Ноги разведены к двум другим углам. Голова ближе к двери, ноги к окну. Горло – перерезано от уха до уха. Мимо меня скользнул Вадим и поднял голову Лаврика за волосы.

– Кромсал этот поддонок от души. На ниточке держится.

– Он резал несколько раз – или один? – проявил интерес Мечислав.

– Определенно с одного удара. Похоже на короткий широкий нож. Типа охотничьих.

– А лезвие зазубренное?

– Нет.

– А остальное? – подала голос я.

Мечислав чуть сместился – и теперь я видела всего Лаврентия. Всю «картину».

– Б… – меня хватило только на одно слово. И было отчего.

Певец был буквально весь искромсан в лохмотья. Грудная клетка была вскрыта, как на скотобойне. Так, что весь ливер – печень, почки, сердце – все было наружу. Руки, ноги, лицо – все тело покрывали царапины… странные палочки, загогулины, черточки, точки… Больше всего это походило на повтор одних и тех же знаков. Руны? Или нет? Чувствовалась в них какая-то система. Странная, страшная, но – система. И такими же знаками, только меловыми, был покрыт круг. И в то же время… Пространство треугольника оставалось чистым. Кто специально вырезал на теле бедолажного певуна эти значки – и что они означали? Да, система. Но ни одного четкого знака я найти не могла! Ни руны, ни иероглифа, ни даже коротенького «Х», «У» и что-то еще из высшей математики… Словно кто-то и что-то недоделал… Спугнули, что ли, маньяка?

А…

– Что-нибудь из внутренних органов пропало? – Мечислав задал вопрос раньше, чем я успела даже подумать.

– На первый взгляд все цело. Почки, печенка, селезенка, желудок, легкие, сердце… Опа!

– Сердца – нет?

– Есть. Но оно… как у мумии.

– Чего? – выдала я. И полезла вперед.

Ой, зря я это опять сделала. Мне хватило одного взгляда на останки Лаврика. Страшным было не то, что я знала его при жизни. Во всяком случае, видела и даже могла бы познакомиться. И не кровь с внутренностями.

Кого этим запугаешь после голливудских ужастиков? Да после них так и хочется телевизор тряпкой вытереть, чтобы не вляпаться. Страшным было то, что сжимал в руке Вадим.

Сердце. Но… какое!

Я – биолог. И если кто не знает, мы проходим анатомию. И препарируем животных. И я отлично знаю, как выглядят человеческие внутренности. И даже была в морге несколько раз. Одним словом – такими мелочами меня напугать было сложно. Вот когда нам показывали детей-уродов – то есть зародыши в формалине, и начинали рассказывать, что это может быть и с нами… Вот тут хотелось взвыть – и каждого парня протащить через ДНК-тест. И все же, все же… Это было ненормально! Да! Но – реально! И вполне объяснимо!

А вот то, что держал в руке Вадим, было вообще ни на что не похоже. Серый ссохшийся комок, кажется, даже немного покрытый – чем?! Во имя всех богов и героев – чем?! Пылью?! Прахом?!

Я медленно, не веря себе, протянула руку вперед. Не знаю, чего я хотела. Дотронуться до Вадима? До сердца? Или просто до стены, чтобы обрести какую-нибудь опору в этом мире? Но Вадим все решил за меня. Он разжал пальцы – и сердце скользнуло в мою руку.

И в следующий миг мои пальцы свело судорогой.

Чернота волной нахлынула на меня, подхватила – и понесла, не слушая криков и возражений.