Нападающий с момента появления не проронил ни слова. Он молча наступал, тесня ее к окраине поляны. Катарина беспорядочно махала клинком, в панике уворачиваясь от встречных ударов, каждый раз неловкими движениями спасая себе жизнь. Слабые попытки обороняться вызвали насмешку в холодных глазах убийцы.
Должно быть, она представляла жалкое зрелище – провалившаяся по колено в снег девчонка, путающаяся в длинных юбках, пытается отдалить неизбежный конец, хаотично размахивая оружием. Испуг и отчаяние довели Катарину до того, что она совсем потеряла способность соображать, и лишь тело заученно отвечало на выпады противника. В свое время отец Катарины не перечил, когда дочь наравне с сыновьями крестоносцев обучалась владению мечом. Старые уроки выручили – какое-то время она удерживала врага на расстоянии.
Наст хрустел, в прогалинах под ногами противников хлюпала талая вода. Как ни отбивалась Катарина, исход схватки был предрешен. Ей помогла случайность – вернувшийся с добычей ловчий сокол, разыскав охотницу среди ветвей, сбросил убитого зайца прямо на поляну. Бело-серая тушка упала между дерущимися, а гордая добычей птица, взмахивая коричневыми крыльями, опустилась на перчатку Катарины. Противник замешкался и отступил, девушка не удержалась на ногах и повалилась в снег.
Встревоженный жеребец Катарины издал короткое ржание, невдалеке ответил чей-то конь. Незнакомец замер, прислушиваясь, и вдруг, не обращая на лежащую в снегу девушку внимания, в несколько прыжков достиг края поляны и скрылся в ельнике.
Катарина не сразу поняла, что спасена. Противник исчез. Не веря, она оглядела поляну. Кроме следов на снегу, о схватке ничто не напоминало. Тиролец мирно переступал крепкими сильными ногами, тянулся к зеленым почкам на ветвях орешника. Сокол отдыхал, сжимая когтями кожу перчатки. В нескольких шагах от Катарины валялись перепачканная снегом и грязью тушка зайца и брошенное седло.
Девушка обессиленно привалилась спиной к сухой коряге и перевела дыхание. Опасность позади? Или убийца вернется? От пережитого ее трясло, как в лихорадке, царапина на левой руке кровоточила.
– Катарина, что с вами? – звавшие ее голоса показались знакомыми. Со стороны ручья торопил коня Ульрих, из лощины показался другой всадник, в котором она с облегчением узнала рыцаря Симона.
– Что случилось? – озабоченно склонились над ней оруженосцы графа. Ульрих достал флягу с чем-то крепким, от обжигающих рот капель к горлу подступил кашель.
Отдышавшись, она, как могла связно, рассказала о нападении. Мужчины переглянулись. Симон, взявшись за рукоять меча, исчез среди деревьев. Ульрих помог Катарине подняться и подвел к коню.
– А где седло? – удивился он.
– Оно почему-то упало, когда конь прыгнул через ручей, – пожала плечами Катарина. – Вон там лежит. – Она указала рукой на середину поляны.
Ульрих, стряхнув снег, внимательно осмотрел упряжь.
– Хм… – он задумчиво покачал головой, – смотри-ка, подпруга разорвалась. И какой ровный разрыв, как будто нож прошел… Счастье, что ты, когда падала, не сломала шею.
Вернулся рыцарь Симон. На немой вопрос Ульриха он отрицательно покачал головой. «Никого…», – поняла Катарина.
Рыцари осторожно усадили девушку на коня Ульриха. О происшествии следовало доложить графу, и Симон поскакал к охотникам, а Ульрих и Катарина повернули коней в сторону замка.
Всю ночь капли дождя смывали остатки снега с окрестных полей. А утро выдалось солнечным и ясным. Порывистый ветер отогнал облака далеко на запад, и они выглядывали из-за горных вершин, терпеливо ожидая, когда можно будет вернуться.
Пологие склоны понемногу окутывала дымка распускавшихся листьев, темная в ельнике и нежно-зеленая на поросших ольховником опушках. Выше, где начинали расти утесы, снег растаял на солнечной стороне, а стремящиеся к небу вершины полностью скрывались под сугробами.
Освещенные солнечными лучами снег и облака сливались в яркой белизне, и контрастом синело небо, заполняя просветы между горными пиками.
Флориан со вздохом отвел взгляд от распахнутого окна, совсем не обращая внимания на окрестные виды. Несколько дней на душе скверно. Нет, не так. Скверно стало давно, как только он узнал о скором браке между Лаурой и графом Хоэнверфенским.
Брачный договор составлялся Флорианом от первого пункта до последнего, при его участии собирались сведения о родословной графа. Выполняя приказ герцога, он занимался кортежем невесты и проверял бумаги с перечнем владений жениха. Все это время юноша уверял себя, что забыл свои чувства и благородно заботится о счастье любимой девушки. Несмотря на боль неразделенной любви, в душе царил покой. Все поступки соответствовали образу страдающего рыцаря, который он сам для себя создал. Флориан укрылся за этим образом, как за щитом. Душевные страдания он нес, как некий крест, упиваясь и гордясь внутренней болью.