Кольцо (другой перевод)

Теперь следующий вопрос: кто стер «магическую формулу»? Так как кассета была записана в коттедже Б-4 за три дня до приезда туда злополучной компании, то, скорее всего, никто кроме ребят не мог этого сделать. Но Асакава на всякий случай позвонил на телестудию и узнал, в какой именно день транслировалась развлекательная программа с участием моложавого сатирика по имени Санъютей Синраку. Как он и предполагал, передача транслировалась двадцать девятого августа, как раз в тот день, когда ребята отдыхали в «Пасифик Лэнд». Больше сомнений не оставалось — «магическую формулу» стерли именно они.

Отчитавшись перед Рюдзи по поводу «магической формулы», Асакава достал из портфеля стопку ксерокопий. Это были копии фотографий вулкана Михара с острова Идзуосима.

— Как тебе кажется, похоже? — спросил Асакава, протягивая Рюдзи снимки.

— Михара, говоришь… Конечно, похоже. Более того, это она самая и есть. Сто процентов!

— Откуда такая уверенность?

— А я вчера вечером поговорил с одним этнографом на кафедре. Спросил у него, что могут означать непонятные слова, которые в таком количестве произносит наша с тобой знакомая бабулька. Он мне рассказал, что на этом диалекте сейчас почти никто не говорит, а раньше говорили на острове Идзуосима. Этот говор — одна из разновидностей диалекта Идзу — называется «говор Сасикидзи». Он распространен в основном в южной части острова. Этнограф этот — хороший специалист, но любит осторожничать. Рассказал мне все, что знал про тамошние диалекты, а потом и говорит: «Хотя вообще-то нельзя сказать наверняка…» Но теперь, похоже, все сходится: остров Идзуосима, вулкан Михара, говор Сасикидзи. Кстати, а ты выяснил что-нибудь про извержение вулкана?

— Конечно выяснил. После войны… Слышишь, Такаяма, я подумал, что довоенные данные можно не принимать в расчет, так? Слишком уж качество изображения хорошее, до войны так не снимали.

— Ну, в общем…

— Так вот, после войны извержения на Михаре случались четыре раза. Первый раз с тысяча девятьсот пятидесятого по пятьдесят первый год. Второй — в пятьдесят седьмом. Потом в семьдесят четвертом. И в последний раз относительно недавно — осенью восемьдесят шестого года. При первом извержении образовался новый вулканический кратер. Один человек погиб, пятьсот тринадцать получили ранения разной степени тяжести.

— Давай рассуждать логически. Когда изобрели видеокамеру? В середине шестидесятых? Ну хорошо, любительские видеокамеры стали популярны лет через двадцать, в начале восьмидесятых. Значит, нам больше всего подходит извержение восемьдесят шестого года. Хотя… Я даже не знаю… — Рюдзи вдруг что-то вспомнил, полез в сумку и достал оттуда лист бумаги.

— Вот, кстати, перевод диалекта на наш с тобой язык. Этнограф постарался, чтобы все звучало как можно изысканней.

Асакава пробежался глазами по листу: «С кем ты потом путалась? В эти игры играть — только чертей раззадоривать… Сторонись лучше чужаков. Сказано тебе: в следующем году родишь. Послушай меня, старую. И чем тебе местные не угодили?..» Асакава прочел этот текст еще раз и взглянул на Рюдзи:

— И что все это значит?

— Мне почем знать. Ты у нас отвечаешь за расследование, вот и выясняй.

— Ты с ума сошел?! У меня только четыре дня осталось!

И так слишком много всего нужно было выяснять — непонятно, откуда к этому делу подступаться. Нервы у Асакавы были напряжены до предела, и он остро реагировал на критику. Рюдзи подлил масла в огонь:

— А чего это ты раскричался? У меня всего на день больше, чем у тебя. Ты оказался в авангарде, так что придется стараться изо всех сил.

Асакава напрягся еще больше: а вдруг Рюдзи воспользуется этим днем для нечестной игры? Например, если они найдут два варианта «магической формулы»… Тогда Рюдзи может проверить на Асакаве один вариант, и, если тот окажется неправильным, сам Рюдзи применит вторую «формулу». Всего один день разницы, но какое преимущество получает тот, у кого в запасе больше времени…

— Рюдзи, скотина-а-а! Я же вижу, что тебе наплевать на меня. Ну, жив Асакава, ну, подох. Делов-то… Ур-род! Сидишь тут, ухмыляешcя. Олимпийское спокойствие… тоже мне… — не сдержавшись, заорал Асакава, хотя понимал, что нет ничего отвратительней взрослого мужчины, устраивающего истерику.

— Что ты ноешь, Асакава? — не остался в долгу Рюдзи. — Если у тебя есть свободное время на нытье, мой тебе совет: используй это время со смыслом и пораскинь мозгами! — Он взглянул на Асакаву с укором: — Ну как тебе объяснить, чтобы ты понял?.. Ты же мой лучший друг. Мне будет очень плохо, если ты умрешь. Я же стараюсь, как могу. И ты тоже должен стараться. Мы вместе теперь боремся с трудностями, мы… Так тебе понятней, нюня? — прервав на полуслове прекрасную чушь в стиле школьных романов, спросил Рюдзи и отвратительно загоготал.