— То есть ты считаешь, именно поэтому ненависть Садако теперь направлена на всех?.. Прямо вот так, без разбору? — Асакава произнес последние слова, как бы оправдываясь. Он чувствовал себя отчасти виноватым, потому что, как ни крути, а он тоже один из представителей средств массовой информации.
В эти слова, подспудно надеясь на прощение, он вложил все свои противоречивые чувства. Ведя внутренний разговор с Садако, он словно говорил: «Да, я журналист, но я скептически отношусь к своей профессии. Я помню обо всех ее недостатках».
— Что ты там бормочешь? — с любопытством уставился на него Рюдзи.
— А? — Асакава и не заметил, что, увлекшись своими мыслями, начал рассуждать вслух.
— Ну ладно. То, что мы узнали, в какой-то мере объясняет нам, почему Садако выбрала именно эти образы. Сперва вулкан Михара: ее мать бросилась в кратер этого вулкана, а на следующий год девочка предсказала его извержение. Понятно, что эти события произвели на нее неизгладимое впечатление.
Следующая сцена — иероглиф «гора». Это, судя по всему, первый опыт «ментальной фотографии», который Садако проделала, будучи совсем еще младенцем.
— Почему это «младенцем»? — Асакава не мог понять, почему Рюдзи считает, что этот «ментальный снимок» сделан Садако в столь раннем возрасте.
— Ну не младенцем, — пошел на попятный Рюдзи. — Но все равно совсем маленьким ребенком. Ей года четыре было. Или, может быть, пять… Неважно.
Следующая сцена — игральные кости. Значит, Садако присутствовала в тот день в зале. И, конечно же, она очень волновалась за мать и хотела, чтобы та угадала выпавшие на костях цифры.
— Погоди-ка. Но если так, то получается, что Садако отчетливо «видела», что показывают кости в чугунной чаше! — Сцена с игральными костями была одной из тех, которые Асакава и Рюдзи «видели собственными глазами».
— А какое это имеет значение?
— Ну как же? Ведь ее мать, Сидзуко, не смогла их увидеть!
— Ну и что такого? Мать не смогла, а дочь смогла. Я не вижу в этом ничего странного. Понимаешь, хотя девочке тогда было всего семь лет, она уже обладала экстраординарными способностями, очевидно, превышающими способности ее матери. Поэтому ей и удалось противостоять мысленной атаке сотни человек, находящихся в зале.
Сам посуди, она же смогла спроецировать изображение на электронно-лучевую трубку! Это тебе не негатив засветить. Тут гораздо более сложный процесс, совсем другой механизм действия. Шутка ли — пятьсот двадцать пять линий развертки изображения! А Садако смогла. Вот какая силища!
Но Асакаву было не так-то просто убедить:
— Но если она такая способная, то почему бы ей не изобразить что-нибудь поинтересней на фотопластине профессора Миуры?
— Ох, какой же ты упертый. Ну рассуди сам, вот, например, Сидзуко: люди узнали о ее способностях, и что из этого вышло? Это не помогло ей найти свое счастье. И даже наоборот, можно сказать, что из-за этих своих талантов она стала глубоко несчастной. Разумеется, ей не хотелось, чтобы дочь пошла по ее стопам. Наверняка она не раз говорила Садако, что лучше скрывать свои способности, и тогда можно будет жить спокойно, как обычные люди. Поэтому девочка обуздала свою чудовищную силу и спроецировала на фотопластину ничем не примечательное изображение.
«Ясно, — подумал Асакава. — Это объясняет случай в театральной студии. После репетиции все разошлись, и Садако Ямамура думала, что осталась одна. Телевизоры тогда были еще в новинку, и ей захотелось попробовать свои силы на непривычном устройстве, но так, чтобы никто не узнал, тайком…»
— Хорошо, а старуха из следующей сцены, кто она? — спросил он у Рюдзи.
— Понятия не имею. Может, эта старушка являлась Садако во сне с пророчеством или что-нибудь в этом роде… Она такие словечки употребляет — не разобрать ничего. Между прочим, ты заметил что на острове почти никто уже не говорит на диалекте? Вот то-то и оно. Может, эта старушка еще в эпоху Камакура[14]
жила или, может быть, имела какое-нибудь отношение к отшельнику Одзуне… На вид-то ей тысяча лет, не меньше, — Рюдзи ухмыльнулся.«…нали ште раждаш догодина, то есть сказано тебе: в следующем году родишь…»
— И что, пророчество исполнилось?
— Судя по следующей сцене — да. Помнишь, сразу после старухи начинается сцена с младенцем? Я вначале думал, что, может, Садако между делом сыночка родила, но похоже, что это не так. Если верить факсу, конечно…
— Ты думаешь, это ее младший брат, который умер четырехмесячным?
— Ну, в общем, можно сказать, что я склоняюсь к этой мысли.
— А почему тогда старуха обращается к Садако? Может, Садако все-таки тоже родила кого-нибудь?
— Как знать, может, и родила. Старушка ведь зря не скажет…
— А от кого?
— Ну откуда я знаю, в конце-то концов?! Что ты вообще ко мне привязался? Я же просто строю предположения.
Асакава погрузился в мрачные мысли: «Если Садако действительно родила, то кто отец ребенка? И что этот ребенок делает сейчас? Где живет?»
Неожиданно Рюдзи так резко поднялся с места, что даже стукнулся коленями о столешницу.