Натоптанную тропу, ведущую в соседнюю усадьбу, Гунн давно оставила в стороне и теперь уверено пробиралась по едва заметной тропке. Значит, не фру Торгерд, жену Регнера ярла, она собралась навестить. Харальд прилагал немало усилий, чтобы не отстать и не потерять сестру из виду. Рослая, развитая для своих лет, светловолосая Гунн обычно была заметна в любой толпе, но сегодня, одетая в простую некрашеную одежду, покрытая бурым суконным плащом и таким же худом, она почти сливалась со стволами и ветвями унылого осеннего леса. Вот она оглянулась; Харальд поспешно присел за куст. А когда несколько мгновений спустя осторожно выглянул, сестра исчезла!
Прячась за ветками, он подобрался к тому месту, где видел ее в последний раз, но под искривленным дубом никого не было, нигде не мелькал бурый плащ. Вокруг было тихо, сгущался между деревьями вечерний туман. А Гунн исчезла. Подумалось даже, что ее здесь и не было и все это ему померещилось. Или у нее плащ-невидимка?
Харальд вернулся домой, но о своем маленьком приключении никому не сказал. Не поделился даже с братом или своим лучшим другом, Сигвардом сыном Регнера. Это теперь была его тайна, и он хотел разобраться в ней сам.
С этого дня Харальд стал по вечерам следить за Гунн и дня через три-четыре вновь увидел ее в буром плаще. Куда ей идти в такое время, да еще под моросящим дождем? И мальчик во весь дух пустился бежать к тому месту, где сестра исчезла в прошлый раз. Найти искривленный дуб с почерневшей от дождя корой ему удалось не сразу, но зато вовремя: едва он затаился в кустах, как мимо торопливо прошла Гунн. Сегодня она выглядела более взволнованной, чем в прошлый раз, и почти бежала, не глядя по сторонам.
Взрослый наблюдатель решил бы, что у конунговой дочери свидание с каким-нибудь неподходящим парнем, но семилетнему Харальду это не пришло в голову. Он просто чуял здесь жуткую и увлекательную тайну и крался за сестрой, напряженный, будто охотник на тропе.
А шли они еще довольно долго, так что Харальд уже побаивался, что не сумеет найти дорогу обратно. К тому же темнело. Он едва мог разглядеть в сумерках идущую впереди Гунн, как вдруг во мраке блеснул огонь.
Девушка вышла на поляну, где стояли, будто окаменевший хоровод, высокие, в рост человека, серые камни. Между ними двигался огонек, казалось, сам по себе. Харальд испуганно присел: он не знал, что это за место, но ему сразу стало не по себе. Гунн остановилась возле ближайшего камня. Приглядевшись, Харальд разобрал, что там, в кругу между камнями, ходит женщина с факелом в руке. Она была уже далеко не молода, но ее длинные волосы были распущены, а на поясе висело множество каких-то мелких предметов. В другой руке она держала высокий посох.
И тут Харальд сообразил, кто это. Ведьма Ульфинна! Он слышал разговоры, что где-то в этом лесу с незапамятных времен живет старая ведьма. Она уже была, когда дед Хёрдакнут построил здесь усадьбу, состарилась здесь, потом стала опять молодой, потом снова состарилась. Многие не верили в это.
Зачем сюда пришла Гунн? Наверное, поучиться колдовству, сообразил Харальд. Уж конечно, ведьма, которая умеет из старухи становиться снова молодой, может научить такому, чего больше никто не знает. Он огляделся, не привязан ли где-нибудь ездовой волк со змеями вместо поводий, но ничего такого не заметил.
Прижавшись к дереву, какое-то время Харальд наблюдал, как темная сгорбленная фигура с факелом в руке ходит от одного камня к другому, вроде бы разговаривая с ними – черная среди черных, похожая на еще один, оживший камень. Потом к ней подошла Гунн и что-то ей отдала. Обе женщины, старая и молодая, принялись кружиться, все быстрее и быстрее, выкрикивая непонятные слова, вскрикивая и завывая. Факел чертил в темном воздухе сплошную огненную линию; было похоже, будто пламенные змеи вьются в темноте. Завороженный этим зрелищем, Харальд и забыл, что надо прятаться, а потом… Факел упал наземь и погас, и последнее, что мальчик успел увидеть – ровно бы две черные птицы взметнулись в воздух и пропали.
И исчезло все: огонь потух, и мальчик больше не видел ни стоячих камней, ни ведьмы, ни сестры. Стояла тишина, и он чувствовал, что один здесь! Только он, шепчущие деревья, молчащие камни…
Сколько он так сидел, оцепенев? Испугавшись вдруг, что сам окаменеет, Харальд вскочил и побежал обратно. Вершины леса едва виднелись на темно-синем небе, и он сам не знал, каким чудом находил дорогу. Он устал, задыхался, но бежал изо всех сил, а если бы мог, то помчался бы еще быстрее. Его не оставляло чувство, что молчаливые камни, давно скрывшиеся за лесом, все так же смотрят ему вслед, а две черные птицы вот-вот выпадут из темноты и вопьются в затылок кривыми железными когтями…
Но бежать ему пришлось не больше половины пути. Впереди послышались крики, лай собак, мелькание огней. Громкие голоса повторяли его имя – это Тюра и Горм, обнаружив, что младшего сына нет дома, послали челядь его искать.