Кольцо и крест (СИ)

Этот свет был единственной защитой воинов в белом. Единственной - но надежной. Пули вязли в свете, не долетая до них. Эти лучи служили защитным полем. Но вот удерживать его было так же трудно, как держать иоллу. Ильгет вдруг поняла - КАК воины держат свет, как струится сквозь них невидимый поток, зажигая кристаллы, как трудно удержать душу чистейшей и прозрачной, чтобы свет мог струиться беспрепятственно. Малейшее сомнение, колебание, себялюбие - и свет погаснет… она увидела, как один из воинов вдруг покачнулся, и покачнулся светлый луч в его руке, стал слабее, и в тот же миг парень упал, и на белом быстро проступила кровь. Ильгет рефлекторно попыталась броситься к нему, но вспомнила, что такой возможности у нее нет. Она - наблюдатель. Воины справа и слева от упавшего сдвинулись, сомкнули ряд. Чтобы не порвалась цепочка. Они защищали что-то там, позади. Что-то очень важное. Такое же, как Квирин.

Видение закрутилось в сероватый туман, в точку, Ильгет выбросило в реальный мир. Она тяжело и быстро дышала. Айледа отошла от нее, села напротив, глядя ей прямо в лицо.

— Что это было? - спросила Ильгет, - это правда?

Айледа пожала плечами.

— Все уже существует. Ничего нельзя придумать. Тьма и свет - это правда. Их борьба - тоже.

Потом она спросила.

— Ты бы хотела стоять там?

— Да… наверное, - сказала Ильгет. Слишком это сложно. Она тоже стоит. У нее - своя война. Разве она уже много лет не сражается против сил тьмы? Если на то пошло… Но понять - понять этих воинов в белом она может, как никто другой.

— Ты бы смогла, - сказала Айледа, - немногие это могут. Ты бы смогла.

Ильгет не могла освободиться от видения, слишком глубоко потрясшего ее. Так просто и символично. Есть где-то вот такие люди, наши братья, которые стоят вот так - даже не как мы, без всякой брони и без всякого оружия, с одними только кристаллами света, разбивая тьму светом собственной души.

Она начала писать.

В основе писания всегда лежит чувство.

По крайней мере, это верно для художественных вещей. И чем сильнее это чувство, чем больше оно прозревает в том невидимом мире, недоступном простой трехмерной логике, тем ярче получается роман. Ильгет рассказывала о видении Арнису, тот, конечно же, выслушал, согласился с тем, как все это волнующе и прекрасно, но видно было, что он не проникся. Да и как рассказать это - все равно, что сон рассказать. Содержание сна - это одно, а вот запах его, ряд ассоциаций, ощущения - совершенно другое, и передать их невозможно.

Однако Ильгет был знаком способ передачи этих тонких и неясных, невыразимых словами ощущений. Расширить и раздвинуть рамки картины. Наделить тех, кто там, внутри именами, характерами, судьбами. Добавить все, что нужно - шаги, глаза, ступени лестниц, звуки, тени. И сделать таким образом, сделать понятным для других все то, что в коротком видении открылось ей самой.

Для всех. Для Арниса. Он поймет. Ильгет знала, как написать, чтобы понял он. А остальные - да не все ли равно?

Уже очень давно она вела эту двойную жизнь. Существовала в двух мирах. Когда-то ее ругали за это, и мучила совесть, и она не позволяла себе даже задуматься о втором мире, о своем втором "я". Но Арнису эта ее вторая жизнь нравилась. Он этим мог только восхищаться - впрочем, ему в Ильгет нравилось все. Он очень хотел, чтобы она этой второй жизнью жила, и создавала что-нибудь такое - что можно почитать. Он сам так не умел, и чувствуя Ильгет частью своей плоти и души, радовался тому, как она обогащает его. Поэтому Ильгет рядом с ним и писала много, гораздо больше, чем раньше, и получалось это у нее лучше.