Кольцо Изокарона

— Не исключено, не исключено… Однако при тщательном анализе кровавых событий последних месяцев я пришел к занятной мысли, что в смерти крестьян, садовника, гайдуков покойного графа, да и возможно, его самого, повинен кто-то другой. И только потом, когда, так сказать, черновая работа была в основном уже выполнена, на сцене появился наконец главный герой — Черный Зверь…

И вот тут в голове моей что-то забрезжило.

— Постойте-постойте… — забормотал я. — В одной из книг графа — той, которую он читал незадолго до смерти, — были описаны подобные случаи. И появление на Земле Зверя происходило неоднократно, в самых разных странах и в самые разные времена, после того, как до этого кто-нибудь расправлялся с ведьмами, вампирами или оборотнями. И это было как месть, как наказание!

— Вот именно, — согласился колдун. — А еще…

— Нет-нет, подождите! Что-то очень важное… Вспомнил! Там говорилось, что облик Зверя принимал, как правило, кто-нибудь из своих, из местных жителей… Господи, да вы что, не слышите?!

— Слышу, — рассеянно кивнул он. — Не кричите, я не глухой.

— Но если так… — Я принялся усиленно чесать затылок и ойкнул от боли, наткнувшись на шишку. — Простите, господа, но если так, то возможно… — И осекся, поймав на себе недружелюбный взгляд Яна и — растерянный — М.

А Горный Учитель вдруг резко встал.

— В этом мире все возможно, сударь, — сухо произнес он. — Однако дедукцией займемся в более спокойное время, потому что теперь нам действительно пора отправляться в замок.

Ян и М. тоже встали.

Ну что ж, делать нечего. Но пара колючих мыслишек все равно не давала покоя, и я…

— Слушайте, — упрямо сказал я. — А кто же тогда убил кузнеца? Лугар?

Колдун чуть помедлил.

— Лугар?.. Да, думаю, что Лугар, и скорее всего — в своем нормальном, человеческом обличье. Ну, сударь, теперь всё?

Я замотал головой:

— Последний вопрос. Вы можете хотя бы немного утешить меня насчет мадемуазель Каролины?

Наконец-то он опять улыбнулся.

— Смотря что подразумевать под словом "утешить".

Я махнул рукой:

— Да ладно вам! Мне хочется знать: ее странное поведение в отношении моей персоны — это… ну… обычный ее стиль или же… — И сконфуженно умолк.

Горный Учитель все еще улыбался.

— Знаете, сударь, хотя в подобных случаях и говорят, что лучший советчик — сердце, я, так и быть, принимая во внимание неординарность ситуации, поведаю вам следующее: ни в коем разе не вмешиваясь в основные помыслы и инстинкты многоуважаемой госпожи Каролины, я все же чуть-чуть постарался сделать так, чтобы она сначала вас приютила (ну действительно, не на улице же ночевать!), а потом, когда того потребовали обстоятельства и интересы нашего предприятия, — выкинула из Волчьего замка к чертовой матери.

— Ага, — ухмыльнулся я. — Мне, значит, таких слов говорить нельзя, а вам, значит, можно?

Он тоже ухмыльнулся:

— Ага. Мне можно. Потому что, когда их произношу я, они остаются, как правило, без последствий.

— Понятно, — сказал я. — Еще бы. Ну и, ваше святейшество, на дорожку, насчет т о й с а м о й ночи?

Его черная бровь изогнулась недоуменной дугой:

— Понятия не имею, сударь, какую ночь и в каком контексте вы имеете в виду.

Гм, так я и поверил…

Глава XXII

Не стану говорить, что ожидал, будто la petite* Каролина при виде вашего покорного слуги вцепится мне в волосы, однако и того, что взгляд ее будет столь приветлив и даже лучист, признаюсь, не ожидал тоже. А ведь именно так, разрази меня Зевс, и было. Но впрочем, обо всем по-порядку.

Когда мы выбрались из подземелья, у меня на миг даже перехватило дыхание — настолько все вокруг казалось диким, мрачным и чужим. Нет, я, разумеется, не рассчитывал, что нечистый ночной лес встретит меня нежными звуками райских арф и флейт, однако то, что предстало перед нами сейчас, казалось просто враждебным.

Во-первых, кусты и деревья. Как черные скелеты, остовы и зловеще-костистые громады, они обступали нас со всех сторон и вовсе не собирались расступаться, чтобы дать нам вырваться из этого гнусного ботанического плена. И хотя разумом я прекрасно понимал, что сие — чушь, лишь плод обостренного воображения и что где-то вон там, левее, метрах в ста пятидесяти отсюда, начинается просека, которая ведет к дороге, и к деревне, и к замку, а если двигаться в противоположном направлении, — то к железнодорожной станции, — сердце все равно тревожно сжималось.

Не поднимали настроения и прочие атрибуы сего веселенького местечка — все эти монолиты и мегалиты, дольмены и менгиры, алтари и жертвенники, поросшие вдобавок буйной неприглядной растительностью вполне в духе самых мрачных пейзажей маэстро Сальватора Розы.

И главное, главное — небо.

Небо и… о н а… Луна. Луна, которая словно окидывала сейчас своим круглым белесым оком все под собой. Все, что не успело или не могло скрыться от ее равнодушно-беспощадного взора в эту проклятую ночь.