Кольцо Луизы

Руди машинально отдал ему пистолет. Клеменс повертел его в руках.

— «Вальтер»… Отличное оружие. Однако спрячьте-ка его. Знаете, говорят: раз в год даже палка стреляет. — Когда Руди сунул пистолет в кобуру, Клеменс сказал добродушно: — Ну, не буду вам мешать. Болтайте, друзья. Вероятно, все о девушках, а?

— О зверях, — проворчал Руди. — Ваш сын, вижу, завзятый охотник на хищных зверей.

— Да, недаром он был в Африке. — Клеменс посмеялся и ушел.

11

— Ну, вот что, Руди, — начал Антон. — Я поеду в гестапо и без угроз. С чем вы явитесь к Мюллеру? С рассказом Луизы? Или передадите ему наш разговор? Мне не придется выдумывать что-то там в свое оправдание. Вы наш должник, вы шантажировали меня черт знает чем, вот и все. И не забыли ли вы, что благополучие вашего дома висит на волоске, а ваша карьера зависит от нашей доброты?

Руди долго молчал.

— Я жду ответа, мне некогда!

Окрик Антона отрезвил Лидемана.

— Но документы! — плаксивым тоном заговорил он, поняв, что ему не выбраться из канкана.

Да, капкан щелкнул и схватил его железными зубьями.

— Уничтожу на ваших глазах, когда вы докажете свою признательность фирме.

— Поклянитесь, Клеменс, что, кроме вас, никто не будет знать, откуда вы достали чертежи и расчеты танков.

Антон дал ему честное слово, что ни один человек в Германии не узнает ни об их разговоре, ни о состоявшейся сделке.

Руди согласился. На прощание Антон сказал, что будет очень рад, если Руди окажется хозяином своего слова.

Когда он ушел, Антон поднялся к Клеменсу и рассказал о разговоре с Лидеманом. Он уверял старика, что не пройдет и недели, как «тигр» и «пантера» будут заперты в надежную клетку.

Но надо было знать Клеменса. Он произнес свое сакраментальное: «Посмотрим, посмотрим!» Правда, Клеменс был расстроен: как раз в те дни у фирмы оборвалась связь с радистом. Клеменс спросил Антона, когда тот в последний раз встречался со связником.

— Позавчера, после чего связник не приходил на встречи со мной.

Старик взбесился.

— Почему же ты молчал об этом?

— Но ты же в гостях у Фрица…

— Ах, да! Вот старость… Завтра же узнать, что со связником и радистом.

Вот и все, что Антон получил в благодарность за операцию с Лидеманом.

12

Прошло недели полторы. Педро доложил, что приехал Лидеман.

— Я сейчас спущусь. Проведи полковника в правый холл, — распорядился Антон, прошел в кабинет Клеменса, запустил магнитофон и беззвучный киноаппарат.

Вот что было записано на пленку в тот вечер.

«— Добрый вечер, Руди.

— Добрый вечер, Антон.

— Что нового? Да вы садитесь. Портфель положите вот сюда.

— Затишье на всех фронтах.

— Поговаривают о грандиозных передвижениях войск куда-то на юго-восток России.

— Первый раз слышу. — В этом месте чиркнула зажигалка. Потом последовала пауза.

— Значит, продолжаем играть комедию, милый Руди?… Может быть, вы думаете, у меня ангельское терпение? Я понимаю, вы убиты. Так помогите самому себе. Где чертежи и расчеты?

— Они у меня. — Тон Руди был далеко не твердый. — Но я не могу оставить их здесь. Это исключено. Я могу разрешить посмотреть их.

— Об этом и идет речь. Посмотрю и верну.

— Если я не соглашусь, неужели вы пошлете документы Луизы моему начальству?

— Пока не держу в уме ничего подобного.

— Пока? Боже, какой вы жестокий человек, Антон!

— Напротив, милый Руди, напротив! Я хотел сегодня же отдать вам эти злосчастные бумаги. Заодно вы получили бы обещанный мною подарок вашей невесте.

— Ладно, покажите сначала подарок».

На ленту не мог быть записан не замеченный Лидеманом жест Антона, когда он открывал сейф. Этот жест привел в движение беззвучный киноаппарат.

«— Вот.

— Боже мой, какая прелесть! Кулон…

— …он принадлежал императрице Евгении…

— В последнее время, Клеменс, я пью, зверски пью.

— Отчего бы?

— А-а! Фронт, Клеменс, фронт! Там настоящая мясорубка. Эти русские!… — Руди, не договорив, махнул рукой. — Вот и пью. Мария так холодна со мной. У нее не сердце, а кусок льда, — уныло пробубнил Руди.

Голос Антона со смешком:

— Эти бриллианты растопят самое ледяное сердце.

— Может быть. Хорошо, я согласен. — В микрофоне послышался характерный шелест бумаг. — Но чертежи и расчеты я должен вернуть немедленно туда, откуда взял.

— Я не съем их, можете быть спокойны. Они будут возвращены вам через пять минут.

— Теперь документы…»

На киноленте это выглядело таким образом: чья-то рука протягивает Лидеману шкатулку, обитую внутри бархатом. На дне ее кулон. Руди передает человеку за кадром бумаги, очевидно, чертежи и расчеты танков. Затем Лидеман читает документы Луизы и бросает их в камин. Документы сгорают, и слышится голос Руди:

«— Все! Никаких свидетелей и никаких свидетельств! Я полностью рассчитался с фирмой Клеменс?

— Да, кажется.

— Отлично. Теперь вы отдадите мне расчеты. Я передумал. Это государственное преступление.

Пауза.

— Вы получите их через пять минут.

— Сейчас же, или поедем в гестапо.

— Хорошо. Одну минуту, я захвачу документы Луизы.

— Не сошли ли вы с ума! Они сгорели, как видите.

— Ошибаетесь, Руди, ошибаетесь. По рассеянности я отдал копии документов.

— Вы дьявол!…»