Кольцо мечей

Два часа спустя по часам в компьютере самолет пошел на посадку, и она выключила «Моби Дика». Самолет почти замер, звук двигателей изменился, он повис с воздухе и опустился на поле. Прекрасное приземление, она практически не ощутила толчка. Все, что делали эти люди, производило впечатление полной компетентности. Нечеловеческая черта!

Двигатели смолкли, и Анна отстегнула ремни.

— Пожалуйста, не вставайте, мэм. Сначала заберут Сандерса Никласа. Могу ли я спросить, что вы читаете?

— Это история человека, который как одержимый стремился выследить и убить крупное морское животное.

— И ему это удается?

— Животное убивает его.

Она услышала, как открылась дверь, и по салону пронесся порыв сырого, пахнущего океаном ветра. У нее за спиной слышались шаги. Кто-то говорил что-то на неизвестном языке.

— Это знаменитая история, — добавила она.

— И пристойная? — спросил хвархат.

— По-моему, да. Но я, право, не знаю, что у вас считается пристойным.

— Истории о мужчинах или истории о женщинах. Но не истории о мужчинах и женщинах. Нам трудно изучать вашу культуру. Вы просто одержимы теми видами поведения, которые противны воле Богини.

Почему-то его педантичный голос напомнил ей об охраннике Никласа, молодом хвархате по имени Хаттин. Что случилось с ним? Он жив?

— Один ваш солдат сопровождал Никласа. Он невредим?

— Мы нашли его труп. Пепел будет отослан домой. Это очень важно. Мы предпочитаем — в конце концов — возвращаться домой.

Он оглянулся.

— Мы можем идти, мэм.

Она последовала за ним наружу под холодную изморось и, едва оглядевшись, воскликнула:

— Но это же не станция!

— Ваша станция? Нет.

Здания вокруг были кубическими, серыми, безликими. Ни архитектурных украшений, ни окон, только слепые плоские стены. Она не различала дверей, хотя как же без них?

— Почему меня привезли сюда?

— Первозащитник хочет поговорить с вами.

— О чем?

— Я мало значу, мэм. Первозащитник не рассказывает мне о своих намерениях.

Анна постояла, глядя на серые кубы, потом пожала плечами.

— Так куда идти?

— Вон туда, — указал он.

Когда они приблизились к зданию, Анна обнаружила дверь, почти невидимую, так как края ее точно совпадали с краями стены.

Хвархат открыл ее, и они вошли в очередной коридор со стенами из серого металла. Пол закрывала ковровая дорожка несколько более темного серого цвета. До чего же им нравится этот цвет! В воздухе чувствовался странный запах. Напоминающий… что? Незнакомый запах неведомого животного.

Сразу за дверью стояли двое часовых с винтовками. Один заговорил с ее проводником, тот ответил, и часовой слегка качнул головой. Кивок?

— Мэм? — сказал ее инопланетянин.

Они пошли по коридору, где было людно. Их обгоняли, им навстречу шли инопланетяне — все двигались быстро с атлетической грацией, словно бы характеризующей всю расу. Неужели неуклюжих хвархатов не бывает? Никто не смотрел на нее открыто, но она чувствовала, что ее оглядывают искоса. Примерно половина инопланетян была вооружена, в основном винтовками, хотя она заметила кобуры с каким-то ручным оружием.

Они подошли к следующей паре часовых. Ее спутник снова что-то сказал одному из них, крупному и коренастому, чей бледно-серый мех обладал явным голубым отливом. Его глаза, которые он на секунду поднял, были одного цвета с мехом. Наконец он кивнул, и она пошла дальше со своим инопланетянином.

Этот часовой — урод или у хвархатов окраска бывает разной? В коридоре большинство встречных были разных серых оттенков, но ее спутник выглядел почти черным, а у одного встречного мех оказался двуцветным — темный сверху, и чуть ниже — серебряный.

Третья пара часовых. Еще один разговор и кивок. Наконец они дошли до конца коридора. Там была дверь с эмблемой — пламя внутри странного щетинистого кольца.

Ее проводник коснулся двери и сказал, когда она открылась:

— Входите, мэм. Вас ожидают.

Анна вошла. Дверь у нее за спиной закрылась. Перед собой она увидела стол. За ним сидел инопланетянин, широкоплечий и плотный. Ей показалось, что он ниже среднего хварского роста. Мех его был почти металлически серым. Он поднял голову. Ярко-синие глаза посмотрели прямо на нее.

— Перес Анна. — Голос у него был басистым и мягким. — Мне трудно смотреть кому-нибудь в лицо, за исключением, естественно, родича или друга. Но Ники говорит, что у вас прямой взгляд подразумевает честность и благородный дух. И я попытаюсь. Прошу вас, сядьте. — Он наклонил голову в сторону кресла перед столом.

Она села.

— Вы говорите по-английски.

— Я знаком с Никласом почти двадцать лет. Это его родной язык, а также язык моих врагов. Разумеется, я выучил английский. — Он взял какой-то инструмент, узкую металлическую полоску, и начал вертеть ее в пальцах. Что это? Ручка? — Почему вы послали весть?

— Вы разобрались в ней?

Он помолчал.

— Не непосредственно и не сразу. Мы узнали про нее сегодня утром, когда допрашивали… как это сказать? Ваших товарищей или компатриотов? Ваших сослуживцев? Мы уже приняли меры, мэм. Ваша весть говорила об уме и, по-моему, о мужестве. Но была бесполезной.

— Тогда почему вы потребовали моей выдачи, если ни? чего о ней не знали?