Кольцо миров (СИ)

Он говорил с ними и передал, что духи в ярости. Он рассказал им, стоя в зале из золота и дерева, что видел останки рощи и ее хранителя – уродливый, кощунственно высушенный труп, будто в землях Рашемена пробудилось чудовище, которое плясало по курганам и оставляло за собой выпитые души, расколотые сны и потерянные имена. Старый кошмар, древняя сказка, которая была почти позабыта, а сейчас встала перед ними во всем своем ужасе.

Ведьмы были встревожены. Даже больше – их напугали слова Ганна, потому что армия разъяренных духов могла смести Иммилмар с лица земли, и не оставить в живых никого, вернув обустроенную людьми землю призракам, лесам и дикому буйству природы. Но в помощи духи не отказывали никогда.

Они указали Ганну, кого искать, но укрыли их лица, которые назвали лицами убийц. Для того, чтобы открылись лица – был нужен не только он. Было нужно доказательство воли хатран, которые повиновались приказу духов, перепуганных появлением зла в их лесах.

Ганн сел в круг с ведьмами возле костра, жарко горящего среди золотого зала, заводя над густым дымом трав монотонный ритмичный напев. Не заклятье – рассказ. Вихрем образов, сетью воспоминаний, зыбкими миражами снов, в воздухе разливалась история об убийстве хранителя леса. О ране, нанесенной миру духов.

А после они воззвали к ним, к телторам-хранителям, обитавшим в их доме. В их холодной, дикой, любимой, прекрасной стране. Ганн скликал их мысленно, и душа его для телторов горела во мраке, как яркий маяк, взывающий о помощи и обещающий уважение и дары. Обещающий веру, которая обращала камень в плоть, а железо – в глину. Вера была дороже любого дара, потому что ею, и только ею в этом мире двигала вся жизнь.

«Духи лесов и гор, озер и рек, камня и скал, мертвых и живущих, покажите нам, кого вы видели! Помогите нам!»

Хором раздались голоса хатран. Деревянные маски блестели в полумраке. Тягучее пение и ритмичные выкрики пронзили воздух:

– Духи, духи, к нам придите, и всю правду покажите!

«Мы приносим вам дары земли в пшенице и костях, неба – в перьях и самоцветах, огня – в этом пламени, и воды – в этой крови и отваре трав. Услышьте нас!»

Ганн бросал в пламя одно за другим. Колосья и кости, перья и бриллиант, сухую ветвь, чтобы подкормить огонь, плеснул пряным отваром, и, наконец, каплями собственной крови с руки, надрезанной острым ножом. Пламя взвилось густой сочной зеленью, затем звенящим серебром, ярким жгучим багрянцем, холодной синевой озерных вод. Костер запылал так жарко, что обжигало и иссушало лица.

Ведьмы воздели руки, сцепив пальцы. Позвякивало, постукивало и поблескивало множество браслетов на их запястьях. Колыхались от ветра перышки.

– Духи, духи, вас скликаем! Вас на помощь призываем!

Телторы ответили на зов. Нетерпеливо и яростно, они явились в таком множестве, что их тени заклубились и завихрились сонмом голосов, калейдоскопическим опалесцирующим вихрем зимнего серебра звезд, лиловым блеском ночных сумерек. Силуэты проступали из мрака причудливыми формами, именами и голосами. Они затмили зал, и не осталось ничего, кроме костра и круга, окруженного этой волной.

Ганн почувствовал, как в висках звенит и давит до болезненного помутнения в глазах, но круг ведьм защищал его разум от плача и крика, от воя и стонов, которые могли довести до безумия. Стальные голоса хатран пропели просьбу:

– Кто прокрался, кто убийца? Покажите нам их лица!

В воздухе послышался протяжный волчий вой, тоскливый и рыдающий, шепот и голоса, которые требовали мести. Которые требовали справедливости.

Но духи ясно указали им – и хатран, и Ганну – пятерых. Их образы мелькнули в разумах ведьм и Ганна болью, хлестнули ударом кнута так ярко, что забыть эти лица было невозможно.

Лицо дроу в шляпе с пером – зрелое, грубоватое, насмешливое, с неприятными тонкими губами, с холодным взглядом убийцы и мошенника. Лицо мужчины в слепящей короне – властное, с точеными и резкими чертами, с диким насмешливым оскалом белых зубов и черными, как самое жуткое безумие, глазами. Лицо девочки со шрамом на лице – нежное, словно у вечного ребенка, но с гневной непримиримой сталью во взгляде изумрудных глаз. Лицо еще одного мужчины – с гривой светлых, в легкую рыжину, волос. От него веяло беспринципностью и мертвым, стылым холодом. И еще одну женщину – яростную фурию с фиалковым взглядом, упрямым ртом и надменным изгибом тонких черных бровей.

Пламя взвилось ревом почти до потолка и угасло, не оставив даже тлеющих угольков – лишь дочерна обожженное дерево. Вихрь духов исчез, истаял тенью плача и звенящей яростью рашеменских снегов, рассыпался сонмом серебряных искр.

Духи помогли им. Духи сказали, кого искать. И духи знали, что эти пятеро пришли в Иммилмар.

Они вывалились за ворота Иммилмара все такие же, как раньше, и даже более грязные, уставшие, потрепанные, голодные, замерзшие и злые. Никого не грел даже пузырь самогона, который любовно обнимала Цири, неся двумя руками. Отдавать его Мелькору или Майрону она отказалась наотрез. Йеннифэр забрала туесок с соленьями.