Но в итоге азарт в Джарлаксе поугас, не разгоревшись. Самыми ценными приобретениями стали всего две вещи. Меч, черная булатная сталь которого была так хороша, что пела в воздухе, а клинок рассыпал искры кислоты. И серьга в ухо в виде свернувшейся кольцом птицы с разноцветными глазами. Серьга стоила баснословных денег, зато ничего подобного Джарлакс никогда не видел, потому что амулет мог на любом плане провести безопасным путем.
А потом его одолела неестественная и подозрительная меланхолия. Денег оставалось в избытке, но проблуждав по рынку, Джарлакс понял, что почти ни одна вещь не стоит своих денег, за исключением тех, что он уже купил. Все казалось каким-то мелким и топорно сделанным, да и…
«Да и сколько раз я без остатка терял все свои шмотки, оружие и вещи? Все, кроме шляпы и повязки».
За прилавком справа от него что-то ожесточенно объясняла продавцу амулетов совсем молодая человеческая девушка, от силы лет двадцати. Она убеждала, что ей, как искателю приключений, обязательно нужно что-то сильное. И разумеется, сразу от всего.
«Эх, девочка. Знала бы ты, что тебя ждет. Иногда нищая, но очень бурная жизнь, которую ты рискуешь не прожить, а если прожить – много раз теряя все, от имущества до здоровья и тех, кому можешь доверять. И хорошо, если отделаешься одним имуществом, скопленным трудом за долгие годы».
– Бери защиту от огня, холода и магической энергии, – бросил он, проходя мимо. – Точно не прогадаешь.
Джарлакс сам не знал, что толкнуло его ляпнуть это, тем более что девчонка была ему безразлична, и к тому же молода и глупа. Она резко обернулась через плечо, но Джарлакс уже исчез в толпе.
«Старею что ли? Аж помогать молодой дурнине стал. Глядишь, еще начну учить и жаловаться на их авантюрность. Кошмар кошмаров!»
Он хмыкнул собственным мыслям, представив себя в виде чинного старца с ногами в тазу с горячей водой. Непременно провонявшим мазью от боли в суставах, да еще и с пледом на коленях.
«Ну, нет уж!»
Таким Джарлакс становиться не собирался. Ни в коем случае.
И все бы было ничего, если бы за мыслью, которую чаще всего произносили с юношеской бравадой, не маячило знание старого, побитого жизнью наемника. Джарлакс знал, что к таким, кто не становился стариком, греющим ноги у камина, смерть чаще всего приходила внезапная. И очень редко – легкая и не в бою за чужое золото и цели.
Майрона и Мелькора уже как несколько часов назад затянул в себя безумный, сверкающий зеркалами, драгоценностями, яркими тканями и металлами оружия вихрь местных лавок.
В том, насколько мирно они занимались столь глупым делом, как покупки, Майрону виделось что-то чудовищно непривычное и дикое настолько, что и помыслить было жутко. Он никогда не мог себе представить Мелькора, хватающего с блеском в глазах сразу несколько местных дублетов из шелка или кожи. Не мог себе представить, чтобы он тянул его к лавке с обвалянными в меду высушенными фруктами, рвался на полпути к чему-то за свежими персиками и ел их на ходу, ухитряясь при этом говорить. Не мог представить, чтобы Мелькор с восторгом трогал теплый хлеб и украшения, рассыпанные по прилавкам, как кусочки диковинной разноцветной мозаики.
Мелькор на этом базаре трогал вообще все – с неприличным, полудетским, искренним любопытством. Везде совал нос, обо всем незнакомом расспрашивал, и покупал даже то, что ему просто приглянулось. Никакой практической ценности в изящных светлячках-шариках из цветного стекла с причудливыми округлыми разводами не было, но Мелькору они понравились на ощупь, и потому он взял их. Покупок было столько, что за ними с лязгом следовал модрон-носильщик. Майрон каждый раз косился на него, но модрон не задавал вопросов и ничего не комментировал. Он получил деньги, выдав сдачу с точностью до медяка, нес все их покупки и застывал на месте по команде, неестественно шевеля гигантским жабьим ртом и моргая круглыми синими глазками с железными полусферами в клепках вместо век. Моргал он с металлическим треском.
Все это было сущей дикостью, которая никогда и никак не могла существовать в Арде. Но здесь диким оказался весь мир вокруг. Почти ни один продавец не ухмыльнулся, когда они брались за руки. Никто не оборачивался. Не слал в спину проклятия (ну, разве что когда Мелькор перепробовал все конфеты с одного прилавка и ничего не купил, потому что ему не понравилось).
Здесь все относились к ним, как к чему-то… нормальному?
Мелькора, без конца разговаривающего, с горящими глазами, любопытного, желающего всего и сразу, Майрон и вовсе не узнавал. Добиться от него ответа, что он задумал, в конце концов, Майрону тоже не удалось, потому что Мелькор отшучивался, огрызался, переводил разговор, а когда не удалось ни одного, ни другого – попросту отмалчивался.
«Точно задумал что-то, что мне не понравится».