Кольцо Нефертити

– Поверьте, сеньор Гомес, – сказал Григоревич, – придет время, когда русский стол с водкой, закуской из селедки, вареного картофеля, соленых огурцов, грибов, соленой и копченой рыбы, черной и красной икры будет самым модным во многих развитых странах мира.

– У меня тоже нет в этом сомнений. Хорошая водка в умеренных количествах делает всех людей добрыми, поэтому и русские в подпитом состоянии готовы пожалеть весь мир, – с улыбкой добавил я.

Стол накрыли быстро. Григоревич был заводной человек и рюмки летали над столом, ненадолго задерживаясь на белоснежной скатерти.

– Как говорят в России – между первой и второй перерывчик небольшой, – провозгласил дипломат и мы закусили коньяк совсем уж по-русски жареным мясом с овощами.

– Сколько же таких тостов в России? – поинтересовался я у него, прекрасно зная, что тосты заканчиваются тогда, когда собутыльник доходит до состояния «на посошок».

– А вот посчитайте, сколько их сегодня будет, – улыбнулся Григоревич и провозгласил, – а между второй и третьей пуля не успеет пролететь, это так говорят.

– Хорошо, если только говорят, а если действительно пули полетят? – задал я провокационный вопрос.

– Ну, что вы, это просто выражение такое, старинное, – начал оправдываться собеседник.

Выпили.

– Господин Гомес, на каком языке вам легче всего общаться, – поинтересовался мой собеседник.

– Я даже и не знаю, господин советник, – задумчиво сказал я, – может, попробуем на французском?

Григоревич с интересом взглянул на меня и согласился. По-французски он говорил хорошо. Все-таки три года учебы во Франции не прошли даром. Я тоже почти три года провоевал во французской авиации, и парижане принимают меня за своего земляка.

Разговор шел о том, какая хорошая страна Аргентина и о том, что жалко покидать такую страну, с которой у СССР сложились отношения, можно сказать, дружеского характера.

– А вы умеете говорить по-русски? – спросил Григоревич.

Вот оно. Началось.

– Могу, – сказал я.

– Тогда давайте продолжим разговор по-русски, – предложил мой визави.

– Давайте попробуем, – согласился я.

– Я что хочу сказать, – начал Григоревич, – сейчас весь мир переходит в новую эпоху. Послевоенную эпоху. Война закончилась. Все государства подписали между собой мир и занимаются восстановлением разрушенного. Работы очень много. Все люди, вынужденные бежать из своих стран, возвращаются на свою историческую родину. Немцы, русские, украинцы, бельгийцы датчане, французы, поляки… Идет великое послевоенное переселение народов. К нам в Союз возвращаются люди, чьи имена являются мировой гордостью.

– Кто же из известных людей вернулся в СССР из эмиграции? – задал я вопрос.

– Бунин, например, – сказал Григоревич, – и еще многие другие.

– А я слышал, что тех, кого английская администрация передала советским репатриационным органам для отправки в СССР, массово кончали самоубийством. Причем глава семьи убивал всех членов семьи, а потом стрелялся сам, – сказал я.

– Это все ложь. Это клевета со стороны враждебно настроенных эмигрантов. Все, кто возвращается в СССР, живут полной жизнью советского человека, – пытался парировать Григоревич, – в СССР по Конституции 1936 года соблюдаются все права и свободы граждан. У нас есть даже такие гражданские права, которых нет в странах капитализма. Да, те, кто запятнал себя сотрудничеством с фашистами, понесут заслуженное наказание, но те, кто был угнан в рабство, те являются жертвами фашизма и пользуются всеми правами, которые у них были отняты.

Я сидел и размышлял. Мы уже дошли до той «кондиции», когда должно последовать деловое предложение. Но вопрос возврата в СССР очень гнилой и у Григоревича нет никаких конкретных доказательств того, что эмигранты валом валят в СССР, признав советскую власть. Кому об этом не знать, как не мне, знакомому со многими документальными свидетельствами того времени.

Пригласит он меня вместе с ними строить коммунизм? На некоторых это действовало безотказно, особенно на тех, кто был обижен в своей стране и общество, где каждый работает по своим способностям и получает по своим потребностям, сводило с ума даже грамотных людей, умеющих рассуждать логически. Но эти люди должны сначала заслужить право попасть в коммунистический рай. А заслужившие приезда получали такое разочарование, что стали считать свою жизнь законченной не там, о чем они мечтали, каждодневно рискуя своей жизнью.

– Давай, Григоревич, – мысленно подбадривал я его. – Мы с тобой почти ровесники, ты года на два меня постарше, но у тебя огромный опыт оперативной работы. Не соглашаться на приглашение вместе поужинать очень невежливо и, похоже, что мы оба знаем, кто мы, только не знаем, в чью пользу будет результат нашей встречи.

Глава 29

– Сеньор Гомес, на дворе лишь начало августа 1945 года, еще идет война на Дальнем Востоке, но после окончания войны с Японией в СССР хлынет поток эмигрантов, живущих сейчас в Китае, оккупированном Квантунской армией. Это все общие вопросы, я хотел поговорить конкретно о вас, – начал исправлять ситуацию Григоревич.

– А что же вас интересует во мне? – спросил я.